2 декабря 1934. Постепенно
погружаемся в атмосферу старого города Пекина. Прежде всего прикоснулись
к клану Бенуа, посетив генерала Хорвата и его жену Камиллу Альбертовну
[I]. Завтра сюда же приезжает композитор Черепнин [2], их родственник,
и таким образом мир оказывается опять очень мал. Здесь русских сравнительно
мало, всего, как говорят, до 300 человек, из которых многие остались
здесь из прежних посольских времен. Здешние обитатели, так же как и
мы, совершенно не могут понять смысла и происхождения атаки японских
газет в Харбине [3] и перепечатываний того же самого в японской газете
Тяньцзиня. Произошла какая-то странность, в результате которой враги
(вместо друзей) произнесли многие вещи. Трудно понять, почему все это
должно было случится именно так, как это случилось. Во всяком случае,
повторяю, нужно всеми доступными способами приоткрывать истину, причем
откроется, вероятно, и многое другое любопытное. Среди этих открытий,
вероятно, будет вам любопытно узнать отношение к этому делу со стороны
Вонсяцкого [4]. Нам только что пришлось слышать три отзыва о нем, от
генерала Краснова [5], генерала Дитерихса [6] и поэтессы Колосовой [7].
Все эти отзывы определенно отрицательны. Во всяком случае, он, насколько
мы знаем, имеет американское гражданство, и его газета весьма неосторожно
затрагивает интересы наших американских учреждений, именно в этом смысле
ему и следует писать. Ведь так или иначе, за ложь его и субсидируемых
им фашистских изданий вполне естественно спрашивать ответ именно
с него как являющегося главою русского фашизма.
Сегодня
воскресенье, и потому мы не знаем, имеется ли в Гонконг-Шанхайском банке
какая-либо почта для нас. Между прочим, сегодняшняя газета имела сведения
о каком-то финансовом неблагополучии этого банка. По нынешним временам
просто беда — не знаешь, где держать деньги, если даже такие самые крупные
банки допускают о себе неблагополучные сведения в печати. Относительно
Кооператива будем иметь в виду, что если он оказался невозможным в одном
месте, то это еще не значит, что та же идея не будет применена в других
местах. Именно идея Кооперативного банка очень упорно
сидит
в нас, и вы, надеюсь, скоро что-нибудь к этому услышите. Если бы только
быть уверенным в совершенстве почты, то можно было бы посылать и ожидать
обратные ответы гораздо планомернее.
Возвращаясь к происшедшему газетному
эпизоду, можно лишь искренне изумляться, что кем-то предприняты столь
грубые шаги. Люди, желающие рассчитывать на культурное сотрудничество,
не могут же допустить именно таких способов, которые так выявились.
Вообще, все построение этого эпизода необъяснимо. Все построение производится
какими-то ложными и старыми материалами. Тогда спрашивается, зачем нужно
было ожи
дать шесть месяцев. Кроме того,
зачем допускать такие явно лживые сообщения, которые совсем нетрудно
опровергнуть ближайшими фактами. Или остается предположить какую-то
невероятную степень подлого невежества, или какое-то непонятное нам
злобное ухищрение мысли. Конечно, и в этом эпизоде ясно одно, что тьма
организована, а положительные силы терроризованы и разъединены, как
об этом я не раз и писал в своих статьях. Совершенно нельзя предвидеть,
какое течение может получить эта ложь в невежественных кругах. Пусть
и в Латвии, и в Югославии, и, конечно, в Париже наши друзья последят
очень прилежно. Смеху достойно было наименование японской газетки в
Тяньцзине врагом Православной церкви. Когда вспоминаешь все письма от
иерархов именно этой церкви, то такая заботливость от нецерковных, а
может быть, и неправославных людей становится достойной удивления.
Как Вы видите, я повторяю некоторые
мысли, уже бывшие в предыдущих письмах, но делаю это умышленно, так
как не уверен, всё ли с письмами благополучно. Также думается, не имела
ли значения для этой кампании пересылка корреспонденции двух негодяев
[8]. По времени эти обстоятельства как раз совпадают, а в этой корреспонденции
было такое же множество всяких злостных измышлений. Конечно, на это
мне могут возразить, что их письма могли читаться и ранее,
но может быть, полный комплект был последним толчком. Кто может знать
эти извилины, важно только одно, чтобы как следует помочь этой небывалой
тактике адверза [9]. Происшедшее даст еще один повод, чтобы последить
за всевозможными учреждениями, чтобы они не злоупотребляли моим именем.
За
эту неделю мы не имели никаких вестей из Харбина, да и сами это место
не трогали. Если там вся корреспонденция выкрадывается, фотографируется,
извращается, перетолковывается, то, конечно, какие же могут быть сношения
с таким местом. Еще раз прошу Вас избежать всего, что могло бы быть
злостно перетолковано.
Напишите
В.К. [Рериху] [10] официально от Луиса [Хорша] [11] и по-английски,
что извещаете его как представителя Музея, что все необходимые меры
для раскрытия злоупотреблений вами приняты и что за все время вам известно,
что я ни в каких масонских организациях не состоял. Вами приняты меры
к ограждению авторских прав на неприкосновенность портрета, писанного
Святославом [Рерихом] [12], и приняты меры, дабы с моим именем не были
связываемы никакие посторонние наименования или добавления.
Надеюсь,
что это мое письмо дойдет до вас сохранно и вы примете к исполнению
его.
Непременно ознакомьте нашего
Друга [Г.Э. Уоллеса] [13] в общих чертах с происшедшим, пусть он видит,
что семена злобы, посеянные врагами, очень легко вырастают чертополохом.
Скажите ему, что работу мы продолжаем бодро. Пригласим китайского ботаника,
и это будет особенно удачно для местных условий. Конечно, жаль, что
вследствие неподчинения и запоздания ботаника все так затягивается
и, вероятно, нам придется пробыть особо холодное время в городе.
Но это нисколько не помешает основным нашим задачам. Здесь очень хорошее
отношение как к секретарю (министру) Уоллесу, так и к президенту
[Рузвельту] [14], о чем при случае так и передайте. Странно подумать,
что именно культурная работа может вызывать около себя такие уродливые
нагромождения, впрочем и во всей истории человечества именно добро вызывало
особые судороги тьмы.
3 декабря. Чем больше
мы вдумываемся в газетный эпизод, тем менее объяснимым и сложнее он
представляется. Именно эта сложность эпизода обязывает обратить на него
особое внимание и всесторонне расследовать его. Невозможно допустить,
чтобы в нем действовала лишь одна шайка криминальных типов. Также трудно
объяснить, если предположить участие какого-либо правительства. Сам
по себе этот эпизод настолько ярок, что расследование его, наверно,
раскроет и какие-нибудь другие замечательные условия и подробности.
Заговор двух негодяев и “старых домов” [15] до известной степени, наверно,
имел значение. Также несомненно участие людей выставки [16], но почему
оно началось и к чему ведется, можно будет узнать лишь постепенно при
всестороннем расследовании. Трудно предположить, чтобы наши друзья в
Нью-Йорке или Париже действовали двусмысленно или не имели бы
никакого значения. Между тем, делается совершенно очевидным разногласие
различных кругов. Запросите Г.И. Черткова [17], чтобы он, насколько
возможно, осветил и Вам положение вещей на местах... Теперь надо приложить
все усилия, чтобы эта необыкновенная тактика Адверза разрешилась именно
так, как должно. Вчера приходил редактор большой китайской газеты, по-видимому,
он относится очень дружелюбно. В тяньцзиньской газете откуда-то мелькнуло
сведение, что мы будем жить в Пекине шесть месяцев. Откуда сие?..
К
вечеру до нас дошли экземпляры “Харбинского Времени” от 28 и 30-го ноября.
К сожалению, не могу их послать, ибо их нам дали здесь для прочтения.
В одном из них рассказываются злостные нелепицы о нашей поездке в Баргу.
По обыкновению, преступный автор вообще не считается с фактами. В другом
номере рассказывается о докладе некоего легитимиста Лавошникова о розенкрейцерах
и обо мне. При этом автор особенно нападает на меня за мой привет обществу
имени Оригена и, судя по газете, цитирует не мою книгу “Община”. Ориген
причтен Учителем церкви, и потому даже с любой христианской точки зрения,
казалось бы, нелепо нападать за доброе слово об этом великом лице. Но,
конечно, во всей этой травле мы не должны искать правду или логику.
Там, где выступают бесовские силы, именно истина отсутствует. Но одно
остается очевидным, а именно, что сатанинская кампания продолжается
с полною яростью. С полною яростью именно в японской газете “Харбинское
Время”. Казалось бы, даже с точки зрения простого приличия это недопустимо.
Я убежден, что производимое вами и нами расследование откроет многое
знаменательное. Потому продолжайте расследование полным ходом — ведь
оно обнаружит многое имеющее огромное значение. Нельзя забыть, что травля
ведется именно японской газетой, на заголовке которой написано — “ежедневная
ниппонская газета”.
Сегодня
мы сделали визиты посланникам, и в тот же день американский посланник
и французский министр ответили. В китайских официальных местах мы были
встречены очень дружелюбно.
6 декабря. Среди выпадов
“Харбинского Времени” обратите внимание и на то, что эта японская газета
яро нападает на Пакт и на Знамя [18]. Подобные выпады, после известного
вам поднятия Знамени и речей на конвенции и всяких прочих дружественных
заверений, представляются особенно странными и необъяснимыми. Среди
запросов местному генеральному консулу следует выделить в особый запрос
это неприличное отношение к Пакту. Если бы вам ответили, что это писалось
русскими, а не японцами, то следует указать, что местная японская цензура
необыкновенно сильна и без нее никакое сведение, а тем более затрагивающее
международный интерес, попасть в газету не может. Нам доподлинно известно,
что даже самая маленькая хроникерская заметка подвергается строжайшей
цензуре. Авторы заметок говорили нам, что их писания часто бывают до
неузнаваемости изуродованы цензурой. Поэтому факты ярых нападок на Пакт
и Знамя, приветствованные на международной конвенции, не могут быть
следствием какого-то выступления русской преступной шайки. Мы имеем
поводы предполагать нечто гораздо более глубокое, требующее дознания
и компенсации. Также невозможно предположить, чтобы местные официальные
лица не имели ничего общего с деятелями центральных мест. Обо всем этом
следует запросить генеральное консульство. Чем больше вникаем мы в безобразные
выпады определенной части харбинской прессы, тем более становится ясным,
что требуются длительные, тактические дознания. Повторяю, если кто-то
начнет уверять, что его деяние лишь каких-то русских отбросов, то это
оправдание будет неправильным, ибо эти отбросы являются послушными наемниками.
Но, спрашивается, чьими. Не забудем, что кроме поругания Пакта и Знамени
выдвинуты всевозможные явно нелепые обвинения, до кощунственных замечаний
над именами Св. Сергия, Оригена и пр. При этом сами же эти газеты подчеркивают,
что русские эмиграционные группы признают меня своим духовным вождем.
Иначе говоря, это значит, что кому-то политически необходимо добиться
обратного...
В
тяньцзиньской газете “Наша Заря”, говорят, появилась хорошая заметка
о нашем пребывании в Пекине. Странно замечать явное разделение прессы
на порядочную и на преступную.
Сегодня
горло мое все еще не в порядке, и потому сижу дома.
В
одной из неоконченных повестей Пушкин говорит: “Перед чем же я робею?”
— “Перед недоброжелательством”, — отвечал русский. Это черта наших нравов.
В народе она выражается насмешкой, а в высшем кругу — невниманием и
холодностью. Не могу не добавить несколько строк из пушкинского “Путешествия
в Арзрум”, которое кончается так: “...на столе нашел я русские журналы.
Первая статья, мне попавшаяся, была разбор одного из моих сочинений.
В ней всячески бранили меня и мои стихи... Таково мне было первое приветствие
в любезном отечестве” — так говорит Пушкин.
Передайте
Уоллесу, что уже вчера у нас были двое очень симпатичных китайских ученых,
один ботаник, а другой — культурный деятель, и обещали нам рекомендовать
подходящего ботаника для следования в экспедицию. Конечно, этот ботаник
будет не только пригоден для сбора растений и семян, но и для составления
своего доклада о лучших засухостойких растениях для заживления пустынь.
Таким порядком на окраинах Гоби будет проведена очень полезная работа.
Не оставляем мысли и о кооперации, для которой здесь находятся отличные
перспективы. Таким образом, широкая работа для пользы человечеству может
порадовать как Уоллеса, так и президента.
“Собаки
лают — караван идет”.
7 декабря. Послали в Нью-Йорк
телеграмму, чтобы Друг был извещен о хороших возможностях Скул-Канзас.
Действительно, для Америки эти возможности могут быть чрезвычайны. Конечно,
для всего требуется, прежде всего, известное время, но нам хотелось,
чтобы и Друг был подкреплен хорошими сведениями. Конечно, при нынешнем
построении Луис [Хорш] должен занять одно из главных мест. Не худо было
бы ему и Франсис [Грант] [19] повидаться с Другом и предварительно поговорить
об этих возможностях. Предполагаю, конфиденциально, что не только возможности
Друга, но и новые друзья Луиса могут подкрепить это дело. В смысле гарантий
все будет обследовано и сообщено.
Переходя к газетному эпизоду,
мы должны прийти к заключению, что указанные вам вчера две партии, фашистов
и легитимистов, ни в коем случае и не могли бы быть нашими друзьями,
и потому их ярость и свойственная им ложь являются вполне
нормальными, но тем не менее заслуживают и дознания, и внушения. Главным
же образом, остается совершенно непонятным, что ареною выпадов оказалась
именно группа японских газет, и это обстоятельство заслуживает совершенно
особого расследования...
Газетный
эпизод превысил по своему безобразию всякие меры и попутно затронул
как достоинство Америки, так и Франции. Предложите, чтобы Друг (если
можно обойтись без “старого дома”) сам снесся бы с послом и запросил
бы его разъяснения, почему именно группа газет его страны поступила
так грубо, хотя бы в международном отношении. Конечно, предоставляю
это действие всецело Другу, ибо ему виднее местные условия. Можно лишь
пожалеть, видя, как люди теряют свои возможности. Уже неоднократно нам
приходилось быть свидетелями этого.
При подписании Пакта в апреле,
не следует ли дать Знак I степени всем главам, подписавшим Пакт
(если они ранее этого Знака не имели). Запросите по этому поводу и наш
Парижский центр.
Также
спросите Друга: следует ли в отношении Скул-Канзас ограничиться возможностями
США или же возможно также в какой-либо мере привлечь и внимание Франции.
На месте Другу виднее, что проще и ближе к делу.
8 декабря. Как странно,
что из Китая мне приходится вам писать о Канзасе, да еще о Кооп. Скул.
Между тем, это обстоятельство чрезвычайно спешно и полезно. Нужно бы
знать ваш ответ по этому канзасскому делу как можно скорей. Я убежден,
что ответ будет не только положителен, но как Друг наш, так и новые
друзья Луиса [Хорша] примут ближайшее участие. Не мне вам напоминать,
что в Канзасе и уголь, и всякие прочие ископаемые. Вы лучше меня знаете
и о скотоводстве тех мест. Нужная и гарантированная сумма относительно
невелика, всего до двух американских миллионов. Друг мог бы сообщить
своему начальнику, чтобы не упустить благое и просветительное школьное
дело. Помню, что именно у вас уже являлись и ранее добрые мысли — способствовать
учебному делу, а в случае Канзаса это является не только добрым делом,
но и вполне хозяйственным. Вполне естественно, что люди спешат с решениями,
а так как мне в этом случае придется быть попечителем этого школьного
дела, то я, прежде всего, и направляю его именно в ваши руки. Наверно,
Друг найдет к нам свои каналы сообщения, но хотя бы в телеграфной форме
мы должны знать ваше принципиальное решение. Конечно, все ближайшие
цифры гарантий будут сообщены вам, но помню о ваших давнишних, к таким
школьным делам, устремлениях и потому уверен, что ваше решение будет
благоприятным. Друг также поймет, что во всех отношениях такое финансово-просветительное
дело даст и ему, и его начальнику необыкновенную возможность.
Бывают
же такие странные обстоятельства, что о близком для вас Канзасе приходится
писать так издалека. Думается, что многие новые знакомые Луиса также
заинтересуются этим учебным делом, но смотрите, чтобы кто-нибудь под
видом ложной дружбы не перебил его, потому совещайтесь лишь с подлинными
друзьями. Помнится, что именно Луис со своими и просветительными, и
банковскими способностями мечтал о таком деле, которое сейчас в полной
мере выявилось.
Наверное,
и начальник Друга будет серьезно заинтересован в таком добром деле.
Для нас будет истинно прекрасным Новым годом получить вашу принципиальную
телеграмму. Так хотелось бы помочь добрым хорошим людям, да еще на вполне
деловых основаниях. Вы ведь знаете, что я не очень ценю необоснованную
благотворительность. Гораздо лучше сотрудничество, при котором люди
выявляют свои истинные дарования.
Чтобы письма случайно не терялись,
нельзя ли их тогда направлять через государственную вализу, ведь
мы, как сотрудники Департамента агрикультуры, вероятно, имеем на то
право. Спешу послать вам эти неотложные строки и буду ждать для начала
вашу телеграмму.
9 декабря. Сижу сегодня
дома с маленькой температурой, с утра 37,2. Может быть, простуда, а
может быть, легкая инфлюэнца. Вчера были на завтраке в американской
легации, и когда все присутствовавшие закурили различные сигары и сигареты,
мне сразу показался этот фимиам невыносимым. Посижу сегодня и завтра
дома.
Уже
пошла третья неделя, как мы выехали из Харбина, но кроме записочки от
В.Н. Грамматчикова [20] ничего не было получено. Странно, что из всех
наших друзей Василий Николаевич — болящий и прикованный к постели, нашел
нужным и возможным написать. По его словам, травля в блоке японских
газет прекратилась...
В
записи вчерашнего дня говорилось о Скул-Канзас. Не только надеюсь, но
убежден, что предполагавшийся “Алатырь” состоится в более подходящем
месте, но и радуемся этому. Может быть множество выполнений, начиная
от общественного и государственного и до частного. Как по нынешним временам
легче, так пусть и будет. Главное, чтобы творилось добро. Силы тьмы
особенно негодуют, когда что-либо доброе и строительное возникает. В
таких случаях особенно нужно, чтобы ночные Никодимы находили в себе
силы и обращались в действенных воинов.
Скоро уже будет год, как я не
писал картин. За все это время произошли лишь два проекта церквей [21].
Но именно это обстоятельство и побудило бесовскую рать обвинять меня
в безбожии. Наш друг архиепископ Нестор [22] пишет на портрете своем,
данном мне, — “Боголюбивому и прекраснодушному”. Так говорит просвещенный
иерарх церкви, а Родзаевский и К° [23] называют антихристом. Когда-то
кто-то будет читать эти напечатанные нелепости и будет изумляться глубокой
степени дикости, царившей и в наш век.
Кроме
метких замечаний Пушкина, я возобновил в памяти многие горько-справедливые
слова Гоголя о том же. Неужели же каждое столетие нисколько не утончает
сознание человеческое. Жалею, что до сих пор нам не прислали из Тяньцзиня
газетку “Возрождение Азии”, издаваемую на японской концессии. Странно
видеть, что именно на этой концессии допускаются такие безнравственно-кощунственные
писания. Опять-таки, Кто-то когда-то, перечтя такие “памятники словесности”,
очень пожалеет о случившемся.
Конечно,
для Канзаса одинаково приемлемы или заем, или шеры, или любая хозяйственная
форма.
Мы
обеспокоены, не получая ваши телеграммы по поводу пресловутого газетного
эпизода. Конечно, следует терпеливо и упорно выяснить происшедший непозволительный
эпизод. Он очень прискорбен, но предложение из Канзаса как бы является
светлым лучом...
16 декабря. ...Проходящий
34-й год унес многих друзей Пакта. Короли Альберт и Александр, митрополит
Платон, архиепископ Иоанн, о. Георгий Спасский, доктор Лукин, а в Тяньцзине
мы узнали о смерти Филиппа Вертело [24]. Все это очень существенные
потери. Дай Бог, чтобы все эти ушедшие друзья могли бы быть, для дела,
замещены новыми. Конечно, и новое внимание Рузвельта, и последние шаги
Уоллеса, и действия Гиля Боргеса [25] и других южно-американских друзей
дали новую подвижку Пакту. Но в смысле Европы отсюда мы мало усматриваем,
в чем произошли полезные движения. Ведь все сказанные потери относятся
именно к Европе, и потому восполнение их должно, прежде всего,
происходить там же. Надеюсь, что последние газетные эпизоды воспринимаются
по справедливости и из них производится новая польза.
Сегодня воскресенье — все закрыто,
а кроме того, идет снег. Мы все сидим дома. Почему-то все эти дни просыпаемся
около двух часов ночи. Где и что может происходить в это время? В Наггаре
тогда бывает около 10 ч. вечера. Сегодня есть сильное ощущение того,
что где-то что-то творится, но, как часто бывает, при многом происходящем
трудно отнести к чему-то определенному. Конечно, из Харбина сведений
опять нет, и мы как-то привыкаем к тому, что эта часть оказалась отрезанной.
Во всяком случае, изучение ее весьма и весьма поучительно. Ведь прежде
всего, нужно знать...
5 января 1935. Получены
письма от 9 декабря от Зины [Лихтман] [26], а также от Франсис [Грант],
с русскими и американскими газетными вырезками. Не пригодилась ли
моя статья “Да процветут пустыни” с фотографиями для какого-либо журнала.
Очень рад слышать, что президент интересовался этой статьей и сопровождавшей
ее беседой. Конечно, Галахад [13] должен глубоко понять, что широкое
будущее у дверей, но его нужно достойно принять. Кто бы ни стучался
в дверь, но если он не будет принят, то и самые лучшие возможности могут
искривиться. Итак, к чему делать в одну десятую то, что суждено полностью.
Я уже писал, что мы получаем
очень ценного китайского сотрудника. Рад, слышать, что наша
китайская ассоциация оживляется. Ведь каждой стране мы воздаем должное,
и ни одно культурное достижение не должно быть забыто. Сегодня читаем
в газетах о сильном землетрясении на севере от Эвереста и в Лиссабоне.
Надеемся, что оно не очень отозвалось на сердце Елены Ивановны
[Рерих] [27]. Рад был узнать, что число учеников в Школе увеличивается.
Уверен, что происходит по всем учреждениям приток новых людей, ибо невозможно
было бы пребывать в одних и тех же пределах. Надеюсь, что апрельское
действо с Пактом также явится блестящим привходящим событием, которое
отзовется на всем. По-прежнему нет сведений из Харбина...
9 января. Пекин. Писатель
Латтимор [28] вчера говорил Юрию [Рериху] [29], что в местной газете
была, с неделю тому назад, любопытная корреспонденция о харбинской интриге.
Пробовали мы искать в этой газете, но ничего не нашли. Может быть, это
было или в какой-либо другой газете, или что-нибудь устное. Будем разыскивать,
ибо, насколько можно было понять, там был полезный для нас намек, который
можно бы сообщить кое-кому как в Нью-Йорке, так и в Париже.
Посылаю список уже имеющихся
статей и листов дневника под общим заголовком “Да процветут пустыни”.
Все это еще в английские книги не входило. Не торопясь можно думать
и подыскивать издателя для следующего английского тома. Конечно, желательно,
чтобы книга была не очень дорогая, чтобы быть доступнее... Елена Ивановна
укажет, что именно следовало бы дать в первую очередь. Так как под заглавием
“Да процветут пустыни” будет надпись “Листы дневника”, то и заглавия
отдельных листов можно не выделять слишком крупно, а именно как разделы
между отдельными днями, хотя и под особым названием. Конечно, это вполне
предоставляю издательству. Кроме того, в оглавлении можно бы выделить
отделы по месту написания этих листов. Иначе говоря, получатся отделы:
Гималаи, Париж, Америка, Харбин, Пекин и, может быть, дальше. Впрочем,
не стою непременно за такое подразделение. Нужно делать, как легче и
полезнее для книги. Помнится, что в Наггаре оставалось еще несколько
статей, которые не вошли в “Твердыню пламенную”. Не вполне помню, какие
именно они были. Елена Ивановна решит, что лучше и сильнее использовать...
10
января. Пекин. Вчера обедали у голландского посланника. Внутренне
я позавидовал Голландии, что у нее имеются представители с такими живыми
интересами. Количество и качество книг в его кабинете показывают, что
это не случайная выставка, но нечто ему действительно нужное. Книги,
к тому же — в хороших переплетах, всегда будут одним из лучших украшений
комнаты. Тут были и Пифагор, и Флобер, и Штейнер, и многие другие знакомцы.
Вчера
же приехал один бурят с хадаками и очень трогательным письмом, напоминающим
письмо другого бурята, однажды процитированное в книге. В это же время
у нас сидела корреспондентка французской газеты — Майар, очень милая
швейцарка из Женевы. Появление бурята с хадаками для нее было необычно...
14 января, И сегодня,
вероятно, и завтра останусь дома, ибо горло все еще раздражено. Вчера
происходила встреча Нового года, по старому стилю, у генерала Хорвата.
Конечно, я не мог быть по простуде, и единственным нашим представителем
оказался В.И. Грибановский [30]. Рассказывает, что Камилла Альбертовна
к 12-ти часам оделась в виде русской мамки и вынесла куклу, якобы
в виде нового рожденного года. Комментарии излишни.
Пришло письмо из Харбина от
В.Н. Грамматчикова, в котором сообщается, что темные силы передают,
что я вообще не видался с генералом Хорватом, ибо он глава русской эмиграции.
Так неустанно изобретают клеветники. Посвящаю им мой сегодняшний
Записной листок. Впрочем. В.Н. Грамматчиков добавляет, что и работа
светлых сил делается очевидностью, и что Свет побеждает тьму. Конечно,
так и будет; но совершенно необходимо, чтобы светлые силы так же деятельно
и в таких же сильных, но благих формулах неусыпно строили благо. Ведь
благо не отвлеченность, но его нужно так же ежедневно творить, как ежедневную
пищу.
Некая
дама Л. пишет из Харбина, что если ее муж не будет включен в состав
экспедиции — она его застрелит. Надо отдать справедливость, что с такой
формулой мы встречаемся впервые.
Являлась у меня мысль послать
к новому году открытку — изображение Преподобного Сергия, по всем нашим
обществам, но оказалось, что мы не знаем нынешних адресов некоторых
из них. Потому эта идея была отставлена, но все время думаю, насколько
должны быть питаемы сотрудники, хотя бы даже самыми краткими извещениями.
Хорошо бы оповестить все наши общества и организации об апрельском дне
Пакта, предложив им, что Музей будет рад передать и их приветствие
к этому дню. Таким образом явится еще одно обстоятельство из разных
стран, которое скажет в правильных формулах и с должными пожеланиями
неотложности...
Сегодня
пошлю еще одно наше письмо В. К. Рериху с предложением в кратчайший
срок указать, когда именно была выслана из Харбина первая часть коллекции
и когда именно будет выслана остальная часть. Первая часть должна была
быть выслана через три дня после нашего отъезда (иначе говоря, она должна
была давно достигнуть Америки), а вторая часть должна была быть выслана
20-го января, ибо ботаник Гордеев [31] сообщил, что ранее этого срока
он не сумеет закончить определения. Конечно, если бы два негодяя оказались
бы не негодяями, а людьми, то многое сложилось бы иначе.
К
18-му января ждем известий из Канзаса. Они запаздывают уже на целый
месяц, так всегда бывает, когда имеешь дело с дальними расстояниями,
да кроме того, для некоторых людей, как вам известно, время и сроки
не существуют. Конечно, и без того мы не могли бы выехать сейчас дальше
вследствие холодов и, естественно, Галахад это понимает.
Вчера
был у нас древний лама, бурят, и гадал. Я ему задал вопрос о 36-м годе,
и вышло очень хорошо. Конечно, вы понимаете, что для меня этот вопрос
был и ненадобен, но такое подтверждение для монголов очень значительно...
16
января. ...Каждый день ждем канзасских сведений. Покупаем здесь
для нашего Друга танку “Колесо жизни”, монгольской работы. Надеюсь,
она дойдет к нему до апреля и еще раз напомнит ему о том большом Колесе
жизни, к которому он прикоснулся.
Посылаю
вырезку из местной газеты о том, что американские банки опять начали
давать капитал за границу для поддержания иностранных торговых сношений.
Ведь это обстоятельство нужно всячески подчеркнуть в разговорах с теми
друзьями, о которых писала Франсис [Грант] в последней телеграмме...
18
января. Пекин. Хотя с горлом и лучше, но еще остаюсь дома, тем более
что сильные ветры и много пыли.
В
местной газете “Пейпинг Хроникл” хорошая рецензия о вчерашнем выступлении
Юрия [Рериха] в клубе ротариев. Прилагаю вырезку об этом.
Также прочтите внимательно и
другую приложенную вырезку из той же газеты, которую вы вполне оцените.
В связи с ней вы вспомните также, что в харбинской истории приняли такое
активное участие легитимисты “кирилловцы”. Значит, происходило какое-то
противопоставление — да вы это и сами поймете. Во всяком случае, хорошо,
когда происходит движение, — хуже всего мертвенный застой. А сейчас
Канзас — более чем вовремя.
Необходимо,
чтобы Галахад понял, насколько подробности, которые будут посланы, полезны
решительно во всех отношениях. И в смысле частной промышленности, и
в смысле пользы государственной, и в смысле взаимопонимания и сближения.
Нужно всячески избежать хотя бы малейшего недоумения, когда и это дело
начнет развиваться. Ведь, наверное, найдутся какие-то злоумышленники,
которые захотят нечто посеять. Вот тут-то и нужно проявить необыкновенную
бдительность, осторожность и деятельность. Если два ничтожных негодяя
могли устроить такой разнообразный посев, то каждое злоумышление может
пытаться вносить какие-либо осложнения. Чтобы рассеивать их, и нужно
ясное убеждение, насколько глубоко полезно происходящее...
19
января. Пекин. Итак, речь идет об американских долларах 1.100.000
под от 6% до 10% с обязательством погашения по истечении трех лет. Последовательность
выплаты может быть установлена. Обеспечение очень солидное — естественные
богатства. Вы понимаете большую спешность.
Очень рады были получить утром
телеграмму из Наггара. Замечательно, что наша телеграмма в Наггар была
отправлена после телеграммы в Харбин, в которой мы спрашивали о точном
сроке отправления первой части коллекции. И вот из далекой Индии телеграмма
уже дошла, а из близкого Харбина до сих пор нет ответа. Не понимаем,
чем объяснить это, тем более что харбинский ответ был даже оплачен.
Странный город, странные люди — а между тем, в Вашингтоне справедливо
ждут нашего ответа и, наверное, изумляются, почему запоздал ответ на
их телеграмму. Итак, Вы уже знаете, в чем дело с Канзасом, и понимаете,
насколько оно спешно и для всех полезно...
27 января. Пекин. ...Вчера
мы побывали в здешней духовной миссии; между прочим, мне показали портрет
антихриста! По-моему, это не что иное, как довольно известная картина
мюнхенского художника Гофмана, изображающая Христа. Но когда я заикнулся
об этом, то мне было строго замечено, что это вещь несомненная
и этот портрет воспроизведен в книге Нилуса. После такого пресловутого
авторитета, как Нилус, конечно, я бросил разговор. Как неимоверно трудно
с изуверами. Сами того не замечая, они-то и служат антихристу, как Елена
Ивановна правильно о них пишет. Тут же мне было замечено, что книга
Всеволода Иванова об Антонии Римлянине [32] — ужасная. А мне-то она
во многом понравилась. Посылаю копию письма Всеволода Иванова ко мне
и копию моего ответа к нему. Имейте в виду как то, так и другое. Также
посылаю мой ответ в Тяньцзинь о банке. Может быть, в будущем все это
может пригодиться.
Неужели
американский доллар так падает. Вчера, при размене чека, мы получили
на 27 пекинских долларов меньше, нежели в ближайшем прошлом. Неужели
это относительно всех валют; ведь наши бюджеты в Индии и Франции могут
быть опрокинуты...
31 января. Пекин. У нас
опять лазарет. У Юрия вчера было 38,5, сегодня с утра 38. Ночь спали
мы оба плохо, кто его знает, отчего здесь нет обычного сна; вот-вот,
кажется, уже засыпаешь, а по неизвестной причине опять бодрствуешь.
На всякий случай позвали доктора Судакова, посмотрим, что он скажет.
Послали
вам и следующий номер газеты, все-таки вам любопытно, что именно здесь
пишется. Посылаю копию моего письма В.К. [Рериху].
Нам
так полезно было бы знать все харбинские очертания, а в конце концов,
даже отсюда, на небольшом расстоянии, мы с трудом можем ориентироваться.
Все ждем письма из Харбина, от разных друзей, чтобы больше распознать
происходящее. Ведь хотя бы один эпизод с книгой “Священный Дозор” необыкновенно
характерен...
6
февраля. Любопытнейшее сведение из Харбина. Все это интересно, тем
более что привез их достоверный человек, который пробудет с нами до
вечера 8-го. Все-таки происходят вещи небывалые. Книга “Священный Дозор”,
вся состоявшая из уже напечатанных статей, цензурою не пропущена. Хуже
того, цензурою воспрещены статьи, посвященные Пакту. Причем некоторые
наши друзья дошли до такой степени расстройства, что соглашались на
то, чтобы вырвать из книги эти 12-15 страниц. Конечно, мы немедленно
телеграфировали, чтобы из книги ничего не вырезать. Хорошо, что у нас
имеется один экземпляр книги с собою, и таким образом все злостное действие
цензуры делается еще очевиднее. Подумываем, не переиздать ли нам книгу
здесь с отметкой, что первое ее издание не пропущено харбинской цензурой.
Разве
не замечательно, что темные силы именно не выносят Пакта и Знамени Мира.
Для биографов — любопытная подробность, что десятый том сочинений не
пропущен цензурою из-за упоминания Пакта и Знамени Мира...
9 февраля. Читаем в газетах
о прекращении американского консульства в некоей стране. Не сомневаемся,
что наш Друг благотворно действует и в этом направлении. Пусть он где-то
у себя хранит памятную записку о всех его действиях и выступлениях или
выражениях в этом направлении. Будет день, когда именно эта его деятельность
сделается особо исторической.
Не
буду повторять о том, как неотложно нужен Канзас. Каждый день мысленно
ожидаю какой-то подвижки. Если я посылаю что-нибудь без особого упоминания
или назначения — просто храните в нашем внутреннем архиве до дальнейших
указаний. Если темные силы так сосредотачивают свою деятельность, то
пусть и светлые легионы восстанут и сверкнут доспехами Света.
Понимаю, что лама Мингюр едет
в отпуск без содержания. Можно бы дать ему, как общее поручение,
— пожелание, чтобы он при посещении монастырей интересовался как местными
легендами, так и лекарствами. Вполне понятно, что члены Института не
сидят на одном месте, но собирают всё, где можно...
10 февраля. Начался страшный
ветер, такой типичный для февраля в Азии. При будущих сборах предполагаю
сделать некоторый опыт. Кроме сбора, который будет производить китайский
ученый, думаю предложить местным монголам сделать набор тех трав, которые,
по их мнению, наиболее стойкие и полезные. Таким образом может
получиться еще одна интересная характеристика.
Прилагаю копию моего письма
генералу Хорвату, содержащую заявление по поводу оскорбительного выражения
В.Ф. Иванова [33] на банкете эмиграции. Также прилагаю, к тому же предмету,
две копии моих писем архиепископу Мелетию и епископу Дмитрию [34]. Пишу
им как председателям института Св. Владимира, в котором Головачев,
поместивший заметку, является ректором. Когда будете делать опять соответственное
заявление, следует указать, что Иванов — официальное лицо, банкет —
официальный, газета “Гун-Бао” — официоз, редактор Головачев является
официальным лицом. Таким образом, помимо чисто эмиграционного обстоятельства,
характерно и то, что в отношении самого Маньчжуди-Го все четыре подробности
официальны или официозны.
Так же точно и цензура относительно
“Священного Дозора” уже не является газетной кучкой, а опять-таки государственным
установлением. Разве допустимо, чтобы и государственные установления
принимали участие в травле. Не забудем, что статьи о Пакте уже появлялись
в “Харбинской Заре” и тем самым однажды уже прошли цензуру. Остается
предположить, что сейчас это не вопрос цензуры, как таковой, а нечто
другое. Итак, будем по-прежнему поражать тьму и добиваться справедливости...
12 февраля. Пекин. Только
что послали телеграмму в Наггар к 13-му, а также с запросом, получены
ли задержавшиеся на две недели письма, как получили телеграмму оттуда:
оба письма дошли, и добавка в Пакт вставлена. Итак, с Пактом как будто
все обстоит благополучно. Конечно, нужно ожидать, что “обезьяны”, “тигры”
и всякие “зверюшки” [35] рано или поздно опять выскочат, и потому
всякие защитные средства нужно держать наготове.
Думаю, что, вероятно, сегодня
или завтра в Нью-Йорк дойдет мое письмо касательно Канзаса. Конечно,
многое приходится писать между строк, зная, что вы понимаете всякие
местные условия. Надеемся, что и Друг наш вполне понимает, что дело
Канзаса так глубоко полезно для его страны, хотя бы в промышленном значении.
Ведь всем приходится думать о рынках, и каждые двери к тому должны быть
очень приветствованы и оберегаемы. Думается, что, наверное, всё будет
понято и пройдет безотлагательно...
13
февраля. Пекин. Письмо от В.К. [Рериха]. Пишет, что 12-го февраля
мракобес [Василий] Иванов читает публичную лекцию, в которой разоблачит
всех вредителей, начиная от Л.Н. Гондатти [36]. По сему поводу Гондатти
замечает, что он предпочитает быть слоном, на которого лают шавки, нежели
оказаться такою шавкою. Не знаем, чем кончится эта лекция, но она еще
раз напоминает о том, что этот Иванов связан с советскими кругами и
потому старается оклеветать всех деятелей эмиграции, а в книге своей
оклеветал всю Россию, начиная от императоров, Голенищева-Кутузова, Пушкина,
всех ученых и пр. ...
15
февраля. Сейчас послали телеграмму о том, что успешное решение по
Канзасу спешно ожидается. Действительно, с этим обстоятельством нужно
спешить чрезвычайно. Ведь оно должно быть приведено в порядок еще до
нашего отъезда. А ведь без определенного указания об успехе невозможно
предпринимать многое впустую. Потому так ждем изо дня в день и корреспонденты
так беспокоятся. Ждем!..
18
февраля. Вчера были на завтраке у барона фон Сталь-Холстейна. Были
Бранд, доктор Судаков. Все было в хороших пределах. Приятно было видеть
на стенах много тибетских танок, что напоминало наши стены. Баронесса
Сталь вдруг вспомнила, что я художник. Оказывается, ей попала книга
Розы Ньюмарч “Душа России”, где мои “Человечьи праотцы”. Затем мы зашли,
там же по соседству, к генералу Хорвату. Он сказал, что ответил мне
на письмо об Иванове и что злоречие этого типа не выражает мнение обо
мне Национальной Общины.
Сегодня сдадим полученные чеки
в банки. Конечно, цифры этих чеков для нас остаются неясными. Например,
я получил 1935 долларов — чему соответствует эта цифра, понять невозможно.
Конечно, не спрашивайте, ибо будущее само покажет. Почему-то курс американских
долларов продолжает стремительно падать. Так например, на сумме 237
долларов получается разница на 41 местный доллар, сравнительно с декабрем.
Но все, видимо, к этому привыкли и только машут рукой. Воображаю, какая
будет разница, когда сегодня мы переведем на местные доллары полученный
чек...
20
февраля. Пекин. Опять разговоры о Канзасе. Мы сообщили, что ждем
письма и уверены, что все идет благоприятно. Еще раз скажите нашему
Другу, что при этом я учитываю всю истинную пользу для его страны.
Удивительные
сведения получаются. Например, одна сестра милосердия спрашивала нашего
полковника Грибановского, не может ли она у меня получить четыре больших
тома моих сочинений под названием “Гималайские Братья”. Эти книги очень
дорогие и стоят 400 американских долларов. Они есть и в продаже, но
те, которые продаются, неверны, и лишь у меня правильный экземпляр.
Эти сведения она получила от своего учителя из Шанхая. Вот какие замечательные
легенды где-то существуют в пространстве.
Всеволод
Никанорович Иванов, автор книги “Мы” [37], мне пишет, что он хочет написать
небольшую книгу, посвященную мне (“Рерих художник и мыслитель”). Такая
книга, именно теперь изданная в Харбине, была бы любопытным явлением.
Посмотрим, что из этого выйдет [38].
Свен
Гедин [42] в Китае. Словом, целый ряд старых персонажей.
Прочтите
мои листы “Напутствие” и “Удача”. И о том и о другом можно думать на
разных материках. Ко всему нужно быть готовым, как сказано в “Напутствии”,
и нужно беречь удачу сознательно и торжественно.
Постоянно
приходится слышать, что и в харбинских содружествах, и в других кружках
появляется вредное соревнование, взаимное утеснение и подозрение. Всячески
намекаю в Харбине, что удача зависит от согласованности действий, а
главное, сердечной согласованности. Ведь действительно, нельзя же ограничиваться
только формальною организацией. Ведь всюду нужно осознать, насколько
требуется сердечная согласованность. Потому напоминайте и предлагайте
по всем нашим организациям внутреннюю сознательную согласованность.
Не
знаю, успеваете ли переводить все мои записи. Ведь в каждой из них включено
что-нибудь, как общее, так и многие советы по частным случаям. Приходится
держаться часто эзоповой формы, но вы ее понимаете.
Одно
никому здесь не понятно, каким образом уже почти четыре месяца продолжается
организованная травля в японских газетах. Можно ли хотя на минуту допустить,
что все дипломатические представления не могут обуздать темные силы.
Как видно из посещения генерала Томашевского, даже самые терпеливые
люди и те понимают, что творится нечто преднамеренное и предуказанное.
Мы
можем внутренне не огорчаться, но практически должны принимать достаточные
меры. Ведь ясно, что некто хочет нападать. Значит, как нам еще давно
говорил Флорио, “нужно защищаться”...
9 марта. Пекин. Уже идет
укладка, запасаемся нужным на несколько месяцев. Опять повторю Канзас,
Канзас. Не допускает ли кто-нибудь ординарного порядка мышления, где
требуется совершенно экстраординарный.
Приезжает
Свен Гедин. Нам предложили его верблюдов. Юрий вспомнил свой сон об
этом...
В
письме Елены Ивановны столько блестящих указаний. Мой Записной листок
“Бережливость” еще раз напоминает, насколько в особые времена нужна
особая бережность. Пусть хранят согласованность. Радостно видеть, когда
дела света не подражают делам тьмы. Идите бодро и торжественно.
Только
что получено официальное письмо из министерства иностранных дел Токио,
копию которого вам посылаем. Как видите, это письмо чрезвычайного значения.
Ведь оно подписано официальным спикером министерства. Мы ответили на
это письмо, что нам очень приятно было слышать о расследовании этого
безобразия газетной кампании и мы рады слышать, что приняты меры для
прекращения этих безобразий, но при этом с большим огорчением мы должны
сообщить, что как “Харбинское Время” от февраля поместило вновь клеветническую
статью по поводу Пакта по охранению культурных сокровищ, так и тяньцзиньская
газета, издающаяся на японской концессии, от 24, 22 и 28 февраля и 3
марта продолжает невежественно клеветнические выпады. Мы вполне согласны
с определением г-на Амо [43] о том, что именно крайняя невежественность
порождает подобные антикультурные выпады, и мы верим, что и в данном
случае будут приняты те же справедливые меры для обуздания людей, вносящих
разложение.
Таким
образом, это письмо дает как нам, так и вам возможность добиваться воздействия
для обуздания нечестивых невежд. Конечно, письма Амо посылаем, кроме
Нью-Йорка, Индии, в Харбин (В.К. Рериху и В.Н. Грамматчикову), а также
Черткову и Шкляверу. Конечно, и здесь оно будет показано некоторым соотечественникам.
Итак, еще раз видим, что где неутомимость, там и победа.
12 марта. Посылаю фотостат
министерского письма и копию нашего ответа. Также посылаю две копии
моих писем доктору Хи и доктору Зену об их избрании в почетные
члены нашего Общества. Примите это во внимание. На случай — адреса
их находятся на копиях.
Видели
вчера вечером Свена Гедина, который был дружелюбен. Я ему послал воспроизведение
картины “Помни” с надписью.
Посылаю
также копию моего письма к В.К. [Рериху]. Очень жаль, что он куда-то
уехал, как раз перед нашим отъездом, и таким образом деловой обмен прервался.
А ведь теперь это будет совсем не так легко.
По
некоторым письмам друзей из Харбина чувствую, что занятие представительством
ему не очень улыбается. К тому же и действия по отчету, уже за четыре
месяца, ни мы, ни вы не имели, а ведь это было время прямо исторических
событий.
14
марта. Завтра американский посланник чествует обедом Свена Гедина.
Гитлер прислал Гедину какую-то звезду. Очень хорошо, что многие страны,
а также и Америка, приветствуют выдающегося путешественника.
Посылаю
вам медленной почтой в Нью-Йорк длинное письмо Черткова, а также оригиналы
ответных писем от вновь избранных наших почетных членов докторов Хи
и Зена. Оба письма, как видите, хорошие. Их можно бы поместить в прессе,
т.к. оба эти лица здесь пользуются известностью.
Пишу
нашим друзьям в Харбин, чтобы они сохраняли между собою крайнее содружество
как лучшее оружие против сил темных. Мое письмо Луису [Хоршу] для Постоянного
Комитета он может или сообщать Комитету, или оставить в делах, сказав
содержание письма Другу.
Замечательно,
что в разных частях вспыхивают добрые победные знаки. Охраним и произрастим
этот сад добрый.
Сейчас
получили от Франсис [Грант] копию ценного посольского письма. Очень
нужное письмо. Спасибо Другу, что это было сделано. Как видите, там,
где выражена крайняя твердость, там и следствия хороши. Конечно, мы
нe можем опубликовать этого письма, но кое-кто, частным порядком, его
увидит. Оно еще больше подкрепит письмо, здесь нами полученное. Действительно,
все происходящее может послужить на особенную пользу, если только вводить
действия до конца.
В
день отъезда пошлем последние записи и наши лучшие приветы.
Сегодня
в газетах имеется длинная статья о проекте какой-то особы считать Рим
центром мира, и такие проекты очень длинно обсуждаются.
Между
прочим, Джонсон, когда мы ему принесли книгу Пакта, сказал, что она
у него уже имеется. Комментариев никаких не было.
Ожидаем,
сообщит ли нам что-нибудь японская легация по поводу наших заявлений
о тяньцзиньской газете.
Спешим
с укладкой. Как всегда, много маленьких задержек с вещами...
15
марта. В здешней “Пейпинг Хроникл” перепечатка из вчерашней “Зари”
о бумаге из японского министерства. Посылаю вырезку. Опять же нужно
смотреть на эти развития дела как на тактику адверза, соображая все
ее преимущества. Предупредите и Друга нашего, чтобы и он так же смотрел
на это дело. Подобное начало пусть доведется до конца. Последние судороги
тигра бывают очень свирепыми.
В
письме Франсис [Грант] относительно Канзаса есть упоминание, что без
Главы дело не может свершиться. Конечно, Елена Ивановна к этому будет
знать лучшие сроки. Во всяком случае, у нас ежедневно десятки раз упоминается
Канзас. Сейчас построение этого культурного дела особенно значительно
и неотложно, как для вас, так и для нас.
Блестящая
победа, одержанная Луисом [Хоршем] на одном фронте, сразу переносит
внимание на последующие действия. По нынешним временам вы сами знаете,
что “промедление — смерти подобно”. Я не сомневаюсь в том, что всеми
делается всё возможное, но теперь нужно Канзас — для всего...
17
марта. Дни последних сборов. Конечно, как всегда, множество и малых
и больших соображений.
В
“Харбинской Заре” хорошая статья о нашей экспедиции.
Вчера
комиссар почт Полетти делал нам прощальный завтрак. Вечером был большой
обед, даваемый разными пекинскими организациями Свену Гедину. Мы на
обед не пошли.
Не
придумаю, в каких бы еще более ясных словах сказать Другу о значении
Канзаса. Во что бы то ни стало нужно достигнуть удачи в этом деле...
Только
подумать, что этот дневник дойдет до вас уже почти к 15 апреля. Конечно,
вы передадите мои приветствия в наилучшей форме. Ведь все зерновые вопросы
тоже нужно решать с каких-то новых точек зрения. Твердо уверены, что
и эти вопросы разрешатся. Не забудем о продвижении.
Ни
в Харбин, ни в Тяньцзинь и в Шанхай никаких книг не посылайте. Слишком
много вероятия, что они могут попасть в самые злонамеренные руки и подвергнуться
злобным выходкам. Любопытно, что мы так и не получили десяти книг Пакта,
посланных из Нью-Йорка в Харбин. Телеграфно мы запрашивали В.К. [Рериха]
немедленно их нам переслать, но никаких книг не получили. Значит, в
Харбине они не были получены. Если не были получены в Харбине — это
ко благу. Во-первых, по-английски там читают мало, а во-вторых, пять
опечаток, о которых я уже писал вам, как и все опечатки в мире, — неуместны...
19
марта. Скажите Другу, что экспедиция пока только получила [средства]
до июля. Значит, еще должны быть средства до ноября. Также еще раз скажите,
что, желая блага, мы будем продолжать всякие полезные изыскания и после
этого срока.
Из
соответственных моих статей можно сказать и самому Главе [14], как высоко
я ценю его заботы о будущем. Среди всяких мировых смущений особенно
ценны заботы о будущем процветании.
Посылаю
в Нью-Йорк из “Шанхайской Зари” мою статью “Ученые”. Хорошо бы ее переправить
Ростовцеву [44] в Нью-Хэвен.
Сегодня
ночью и еще теперь гремит сильный ураган — явление обычное. Укладываемся,
собираемся. Вчера пришла телеграмма от Елены Ивановны — пламенная и
убедительная к успехам. Дружно идите по этому пути.
23
марта. Калган. Как и подобает, уже выяснилось, что в понедельник
25-го нам не выехать из-за машины. Отъезд положен на вторник 26-го.
Много вещей набирается, особенно с мукой, картофелем и тому подобными
предметами, которых в Монголии не имеется.
Сюда
приехал из своего монгольского имения Ларсен [45], который называется
“дюк оф Монголия”. Книга о нем была у Юрия. Он бывший миссионер, занявшийся
потом торговым делом; швед, а жена его, тоже бывшая миссионерша, — американка.
Конечно, это совершенно особый мир.
Завтра повсюду в наших обществах
помянется 24-е марта. Знают ли об этом сроке и разные вновь учрежденные
общества? Ведь есть какие-то теперь в Филадельфии, в Тулузе и еще каких-то
местах, которые я совсем себе плохо представляю.
Горло
мое здесь несомненно лучше, но все еще смазываем и полощу. Странно,
ведь никаких внешних признаков как будто нет.
Поставьте
в конец Записного листка “Калган” прилагаемую легенду о белом коне.
Если выехали за пределы стены под знаком белого коня, то найдем опять
и монгольский камень.
25
марта. Хорошо бы послать для Светика журнал “Азия” от января 35-го.
Его заинтересуют две статьи, одна “Пандит Таранат” и другая, о происхождении
человека в Азии, — известного геолога Грабау.
По
некоторым сведениям в Монголии еще лежит снег, но во всяком случае Ларсен,
только что приехавший оттуда, видел снег лишь в низинах. Собираемся
выехать завтра ранним утром. Хочется закончить еще раз упоминанием о
Канзасе. В Китай приезжает целая группа американских банкиров и мануфактуристов
для восстановления деловых сношений и устройства займов. Конечно, возможности
Китая и всех его областей необыкновенно обширны.
Помните,
во всем спешность очень велика. Шлем еще раз привет бодрости и торжественности.
27 марта. Цаган. Уже в
юрте у Ларсена. Прошлая ночь в Чапсере напомнила некоторые в Китайском
Туркестане. Из-за ненужных задержек в таможне не успели доехать до Эриксона
(шведская Миссия) и должны были остаться в грязном Чапсере. Утром в
7 ч. двинулись до Эриксона, куда подоспели и две отставшие машины. У
Эриксонов нас покормили, и в двенадцатом часу мы добрались до Ларсена.
Он приспособил старый монастырь тибетского стиля — своеобразно.
Сейчас
Монголия черно-пегая — всюду палы — выжигают траву. Холмы, холмы во
всех извилистых линиях. Ночью холодно. Кое-где остатки снега. Сейчас
мы предпочли юрту, ибо в храме мозгло. Завтра [поедем] до ставки князя
Девана [46]. Высота от 4000—5000 футов. Горлу моему сразу лучше. В прошлом
здесь грабили хунхузы.
30
марта. Вчера вечером приехал хутухта от князя, прося нас навестить
его сегодня или не позднее [чем] завтра. Оказывается, князь приехал
через четыре часа после нашего отъезда, и потому осталось совсем непонятным
утреннее радио из Батухалки о том, что князь еще в 10 ч. утра был там.
Конечно, во всем могут быть разницы языка, недоговорки и всевозможные
непонимания.
Если
достанем машину — поедем сегодня же; если не достанем — будем стремиться
сделать это завтра.
На
солнце — тепло; в тени — два градуса холода по Цельсию.
Машины достали, едем в ставку.
Имели хорошую беседу с князем. Остаемся ночевать. Назавтра установим
место нашей будущей ставки. Для работ местность вроде Аризоны или
Нью-Мехико. Песчаные барханы с растительностью поистине сухостойкою.
Эти травы и кустики, если выдержали здесь, то выдержат повсюду. Сама
ставка князя напоминает ставку Карашарского Таин Ламы. Чисто. Кушанья
китайские. Около ставки новый, выстроенный князем для Таши-ламы [47]
дворец, где его святейшество еще не был.
31 марта. База для работ
избрана в двадцати милях от ставки. Около монастыря Пинцог Деделинг,
что значит: прекрасное место, приятное. Напоминает стан около Шарагольчжи.
Нам поставят пять юрт. Жаль, что переводчик-бурят еще не приехал и это
затрудняет переговоры. На обратном пути из монастыря пришлось ехать
через горы и буераки, что для стареньких фордов было почти не под силу.
Вот Минухину Форд подарил какую-то замечательную машину. Что же делать,
мы ведь не скрипачи.
Возвращаясь
вечером в Цаган Куре, мы встретили три японских машины, следовавших
в ставку князя, по-видимому, из Далай Нора. Ночью дозорные видели лучи
прожектора, верно, опять какая-нибудь машина.
В
монастыре имеется изображение Майдари.
1
апреля. Ясный солнечный день. Стоим в Цаган Куре. Будем ждать, пока
поставят юрты на нашем месте и князь пришлет машины. Перед нами безбрежное
море монгольских холмов. На здешнем воздухе горло мое окончательно прошло.
На склонах появляется первый зеленоватый налет. Жаворонки. Клушицы.
Вчера по пути видели много дзеренов. Если бы Канзас скорее. И здесь
о нем думаю.
2 апреля. Ветреный день.
Сидим в ожидании или вестника об установке юрт в назначенном
монастыре, или бурят с конями. Конечно, все это не так скоро делается.
Юрий [Рерих] уже достал ботанические книги. Между прочим, на самом месте
нашей будущей ставки мы нашли эфедру. Наши наскоро учат монгольский
язык, ибо без языка везде трудно.
Полагаю,
что в Харбине должны быть какие-то отзвуки министерского письма. Но
вопрос почты остается довольно смутным — как она будет доставляться.
Например, когда мы ехали к князю, по дороге нас остановил верховой гонец
одной из местных почтовых контор и вручил нам телеграмму на имя Ларсена,
за что ему и следовало получить четыре доллара.
Тогда же я подумал, что и наша
телеграмма таким же образом, чего доброго, может быть вручена проезжающим.
Конечно, у нас нет никаких особых тайн, но какое-либо нужное или радостное
известие может укатить куда-то далеко в степь. Ну как-нибудь, по обыкновению,
и этот вопрос наладится. Конечно, когда мы обоснуемся в нашей ставке,
мы примем все меры для наилучшей, по местным условиям, почтовой доставки.
Она особенно будет нужна для известий о Канзасе, ибо эти сведения, конечно,
будут нуждаться в особо верной доставке. Не сомневаюсь, что наш Друг
вполне понимает, как для себя, так и для страны, эту полезность. Сравнительно
с малыми средствами можно иметь большие результаты. Конечно, в данном
случае слово “большие” не годится. Наверное, Записные листы не только
попадают в прессу в Америке, но и частью из Индии, частью из Нью-Йорка
идут и в Латвию, и во Францию, Югославию, а когда полезно, то и в Южную
Америку. Наверное, за это время создались новые отношения в американской
прессе.
Я уже писал, что из Харбина
извещали о напечатании в Калифорнии Моей статьи “Мутатис мутандис”.
Вспоминаю это опять лишь к тому, что и статья архиепископа Нестора о
Японии, помимо нашего желания, чуть было не попала в книгу о Сибири
[48]. Хотя бы этот один факт показывает, как трудно уследить за движениями
в разных странах, так удаленных друг от друга. Конечно, мы, неся Знамя
Мира, не будем ссориться, но там где нужно, надо со всем достоинством
сохранять лицо. Вы понимаете, о чем и к чему я говорю. Жаль, что Джонсон
остался лишь в пределах приличия. Ясно, что старые дома не вмещают новых
жильцов. Пусть наш Друг это не только имеет в виду, но и блюдет дозор.
Конечно,
вам хочется знать, как и где пишется этот дневник. Пишем в упраздненном
храме тибетской архитектуры. Конечно, все изображения вынесены, но остаются
расписные столбы и карнизы. Посередине — железная печь. Перед храмом
две юрты, в которых мы все и помещаемся. Позади храма небольшой дом
хозяина этого места, Ларсена — сам он все еще в Калгане.
Могу
себе представить, сколько вопросов и действий является у вас перед пятнадцатым
апреля. Мысленно соучаствуем с вами.
4
апреля. Ясный, но ветреный и более холодный день. По словам монголов,
холод будет еще месяц. Хотелось бы знать, какие именно новые сотрудники
выдвинулись за прошлый год в разных странах. Обычно каждый год приносил
очень многое. А за прошлый год потери и смерти были велики. Очень интересно
знать, как пополнялись эти потери. Опять хочется напомнить, чтобы при
переводе моих Записных листов не происходило ненужного повторения. Ведь
кое-что переводится в Наггаре и кое-что в Америке. Было бы жаль, если
потратилась бы двойная энергия. Держите взаимное ознакомление.
Уже
не повторяю о Канзасе и о зерне, конечно, всем эти обстоятельства очень
близки. После 25-го марта не имею газет, а между тем всюду оставалось
такое сложное положение...
6 апреля.
Цаган Куре. К вечеру ожидали дождя. Как будто в окрестностях и пролились
тучи, но до нас не хватило, а вечером опять вызвездило. Смотрели небесную
карту. Сегодня утро ясное. О бурятах по-прежнему ничего не слышно. Даже
не придумаем, где это они могли запропаститься.
В
последних газетах, то есть от 25 марта, видно, что последние действия
Германии опять займут внимание Европы. Хотя именно это обстоятельство
и должно бы подвинуть вопрос Пакта, но, к сожалению, не произойдет ли
обратное? Опять начнутся разговоры о неотложных “важных” делах. Между
тем, если и в то время, когда наш председатель в составе министерства
[49], трудно, то что же было бы без него. После письма министерства
иностранных дел, конечно, вопрос выставки в Париже несколько улучшается.
Но всё же очень странно, что мы вообще не знали, кто же именно выставку
собирает, кто ее страхует, кто отвечает за нее — все подобные существенные
вопросы остались совершенно неясными...
