/Л.Н.Толстой/

Этическая катастрофа современности.

Принято считать – и это совершенно справедливо, - что высшие моральные ценности сформулированы в Нагорной проповеди. В качестве постулата при этом обычно добавляют, что нравственные принципы, провозглашенные Христом, даны на все времена. И хотя это тоже несомненно верно, этическая мысль является одной из самых динамичных категорий общественной жизни. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить нашу недавнюю историю. Всего пятнадцать лет назад нас приучали к основной аксиоме коммунистической морали: нравственно все, что соответствует интересам социализма и целям партии и Советского государства.

В годы перестройки, когда отсутствовали сколько-нибудь ясные проекты и ориентиры общественного развития, философы попытались найти выход, провозгласив, что суть концепции перестройки формулируется в ценностных понятиях, в терминах этики. Этические истины, убеждали они смущенное население, истины справедливости и счастья поднимаются до уровня исторической перспективы высших и конечных целей. Но очень скоро более решительные сторонники реформ предложили заменить эти прекраснодушные рассуждения на жесткий постулат рыночного хозяйства: нравственность есть эффективность. После этого оставалось сделать последний шаг и определить заказчика и адресата этой эффективности. Этот шаг сделала команда радикал-реформаторов Гайдара и Чубайса, которые сами очень точно определили плоды своих трудов как бандитский капитализм.

В этих условиях рассуждения об этике утратили всякий смысл. Возник феномен, которого Россия не знала даже в самые тяжелые периоды своей истории, - этический вакуум.

Опыт истории учит: попрание морали неизбежно заканчивается исторической катастрофой. Поэтому новая работа этической мысли, ориентированная на реалии современности и преодоление эволюционного кризиса, является важнейшей социокультурной задачей.

В действительности положение еще более опасное и сложное, поскольку кризис, перед лицом которого оказалась наша страна, есть основания рассматривать как один из первых грозных предвестников наступающего общепланетного кризиса. Этот глобальный кризис носит многомерный и многоплановый характер и несомненно является самым тяжелым за всю историю человечества, потому что закончиться он может схлопыванием экологической ниши, которую занимает на планете биологический вид Homo Sapiens, а в наиболее тяжелом варианте даже гибелью биосферы.

Различные аспекты этого глобального эволюционного кризиса хорошо известны. Во-первых, это угроза экологической катастрофы, обусловленная тем, что техногенная нагрузка на биосферу уже в настоящее время превысила порог ее устойчивости. Во-вторых, это демографическая проблема: скорость роста народонаселения Земли пропорциональна квадрату его численности, а это гиперболическая закономерность. В-третьих, продолжающееся обострение противоречий между богатыми странами “золотого миллиарда” и остальной частью человечества. В-четвертых, далеко зашедшие процессы виртуализации, охватывающие практически весь спектр общественной жизни – от финансовой сферы до самоидентификации человека. Остановимся на этом, хотя продолжить этот перечень не составляет труда.

Эти кризисные явления касаются в первую очередь западной цивилизации с ее фаустовским менталитетом противоборства с природой и гедонистическим культом потребительства. Старая протестантская этика, которая четыреста лет назад дала мощный импульс развитию индустриальной цивилизации, утратила свой эволюционный потенциал. Капиталистическая формация в частности и индустриальная цивилизация в целом исчерпали свою эволюционную программу, у них нет больше новых эволюционных стимулов.

 

Перспективы ноосферной трансформации.

На каких путях современная научно-общественная мысль ищет стратегические подходы к преодолению этих тяжелых кризисных явлений? В настоящее время наибольшей известностью пользуются две парадигмы – концепция устойчивого (или точнее sustainable, т.е. самоподдерживаемого) развития и теория постиндустриального общества. Основной смысл первой из этих концепций можно представить в форме экологоэтического императива: устойчивое развитие возможно только как результат этического обновления человечества, формирования единого для всех землян этического кодекса, во главу угла которого будут поставлены принципы сохранения биосферы [1].

Главный недостаток этой концепции состоит в том, что в ее основу фактически положена одномерная модель эволюции человечества как единого целого. Между тем, к саморазвивающимся системам, к числу которых относится и мировая цивилизация, и глобальная экосоциальная констелляция, эта модель неприменима. Неудивительно, что на практике программы устойчивого развития в целом выполняются неудовлетворительно.

Теория постиндустриальной трансформации отличается от концепции устойчивого развития, во-первых, тем, что она носит прежде всего технолого-экономический характер, а во-вторых, в ней одновременно рассматриваются также политическая и сациокультурная сферы. Постиндустриальное общество есть общество образования, центральную роль в нем играет теоретическое знание, что приводит к формированию нового ведущего класса – интеллектуальной элиты, когнитариата [2].

Слабым местом теории постиндустриальной цивилизации является тот факт, что на практике ее реализация распространяется лишь на развитые страны Запада. Идущий в настоящее время широким фронтом процесс глобализации оборачивается поэтому на деле превращением Запада и в первую очередь США в новую метрополию, а остального мира – в их ресурсный придаток. Как следствие такого хода событий процесс постиндустриальной трансформации лишается гуманистического настроя. В тех теоретических вариантах глобальной постиндустриальной цивилизации, которые развиваются в трудах отечественных авторов, гуманистическим и соответственно этическим аспектам этих процессов уделяется приоритетное внимание [3].

Указанных недостатков теории постиндустриального общества лишена концепция ноосферы, которую наш великий соотечественник В.И.Вернадский разрабатывал на несколько десятилетий раньше [4]. Следует отметить, что этическому вопросу ноосферогенеза Вернадский придавал важнейшее значение. Этот вопрос, писал он, “становится действенной силой, и с ним придется все больше и больше считаться. Он подготовлен долгой, еще не написанной, даже не осознанной историей” [4, c.90]. главное внимание при этом Вернадский обращал на моральную сторону науки.

Система ноэтических критериев.

В чем же должны состоять специфические принципы, которые следует внести в этический кодекс, учитывая особенности постиндустриальной трансформации и близких к ней процессов ноосферогенеза? Чтобы ответить на этот вопрос, воспользуемся теоретической моделью ноосферогенеза, построенной на принципах синергетической методологии [5]. Основу этой модели составляет каркас базовых постулатов ноосферогенеза, подтверждением которых служат эмпирические обобщения реальных социокультурных процессов, выполненные Вернадским [4]. Эти постулаты, образующие онтологический базис эволюции по ноосферному сценарию, представлены в табл.1.

Табл.1. Базовые постулаты ноосферного сценария.

Из этих постулатов ясно, что в основе концепции ноосферогенеза, как и теории постиндустриальной трансформации, лежит примат творческого поиска в условиях свободы, понимаемой не как предзаданная необходимость, а как возможность выбора эволюционной альтернативы. Тем самым создаются предпосылки для преодоления одной из главных болезней современного индустриального общества потребления – массового тиражирования усредненного человека, унификации и размывания неповторимого личностного начала, торжества посредственности.

Второе важное преимущество системы постулатов ноосферогенеза состоит в том, что она задает процессу эволюции экоантропоцентрическую ориентацию, а потому служит предпосылкой снятия современных глобальных противоречий. Однако, из теории самоорганизующихся систем, или синергетики, следует, что эволюционные процессы, развивающиеся по любой из этих моделей – ноосферогенеза или постиндустриальной трансформации, - неизбежно будут сопровождаться структурными кризисами, бифуркациями. Задача теории состоит при этом не в том, чтобы пытаться найти способ исключить их, поскольку это нереально. Необходимо другое: нужны алгоритмы заблаговременного прогнозирования этих кризисов и критерии, соблюдение которых будет обеспечивать минимальные потери при их преодолении и препятствовать перерастанию структурных кризисов в системные.

Определить критерии устойчивости ноосферогенеза можно, анализируя внутренние противоречия этого процесса. Зная эти критерии, можно заблаговременно встроить в систему управления эволюционными процессами соответствующие блоки отрицательной реактивности.

В таблице 2 дана сводка возможных противоречий эволюции по ноосферному сценарию и соответствующих им стабилизационных критериев. Система этих критериев, или императивов, имеет смысл правил запрета тупиковых эволюционных трендов, а потому отвечает требованию устойчивости ноосферного аттрактора. Будем поэтому называть эти критерии ноэтическими.

Табл.2. Ноэтические критерии устойчивого развития.

Ноэтические критерии как правила запрета тупиковых сценариев.

Дадим комментарий к некоторым из числа ноэтических критериев таблицы 2. Императив глобального мышлений не следует понимать как призыв к подавлению каких-либо более частных интересов, речь идет о другом. Суть этого критерия хорошо выражена в афоризме: “погибнуть люди могут и поодиночке, выжить – только сообща”.

Космический императив означает не только призыв к рациональному включению ресурсов внеземного пространства в эволюционный процесс человечества, но одновременно и указание на возможность раскрытия новых, остающихся пока неизвестными свойств Космоса. Что это может дать, видно на примере последних открытий в области квантового вакуума, которые служат основой разработки принципиально новых высокоэффективных технологий [5].

Очень важен синергетический императива, который состоит в требовании усвоить принципы нелинейного мышления. Традиция следовать классическим моделям одномерного и линейного мышлений в ХХ веке почти всегда приводила к тяжелым провалам и неудачам и в экономике, и в политике. Чтобы понять, как это происходило на практике, достаточно вспомнить годы перестройки по Горбачеву и реформ по Ельцину, когда каждое стратегическое начинание неизбежно заканчивалось катастрофой.

Противоречие между техносферой и сферой духа носит многомерный характер. Как отмечал Э.Фромм, любовь к технике может выродиться в разновидность некрофилии и привести к гибели личности в человеке. Возможна и другая крайность – технические достижения способны породить иллюзию абсолютной свободы, отсутствия каких-либо ограничений творческого порыва. Кроме того, именно техносфера служит тем материальным фундаментом, на котором расцветает идеология потребительства, выхолащивающая свободный творческий дух.

Что касается императива свободы творческого поиска, то о нем размышлял еще Вернадский. Глубочайшие проявления личности ученого, писал он, связаны с его моральной неудовлетворенностью, с основными побуждениями его к научной работе. “Эти побуждения свободной человеческой, научно осознающей окружающее, личности глубже каких бы то ни было форм государственного строя” [4, c.91]. Творчески-индивидуальный характер нравственных актов отмечал также один из основоположников философии экзистенциализма Н.А.Бердяев. “Этика творчества, - писал он, - утверждает ценность индивидуального и единичного… Личность, неповторимая, единичная личность, есть высшая ценность, она не есть средство для торжества общего, хотя бы это общее было общеобязательным нравственным законом” [6].

Говоря о свободе творческого поиска, следует вспомнить моральный императив науки. Традиционный взгляд на научное творчество состоит в признании его самоценности и просвещения как главной задачи науки. В ХХ веке сформировалась альтернативная точка зрения, утверждавшая за наукой мессианскую роль, а за ее деятелями безусловное знание единственно верных способов решения всех мировых проблем. Очевидно, неверны обе крайности [7]. Научное исследование нельзя рассматривать как ценностно нейтральное, оно должно включать аксиологические факторы, а поиск стратегического оптимизма требует комплексного подхода (императивы 1, 3, 4 и 7).

Система ноэтических критериев образует этос становления ноосферы и в равной степени постиндустриального общества. Этос науки, пишет Д.Белл, может превратиться в идеологию постиндустриального общества. Она может сыграть роль нового символа веры, провозглашающего в качестве нормы беспристрастное знание и ведущего к расхождению с бюрократическими и технологическими реалиями централизованной политической машины [2, c.516].

Однако харизматический аспект науки и ее служителей способен придать им нежелательный оттенок “святости”, несущий в себе неискоренимый налет утопии и даже мессианства [там же, с.546]. противопоставить этой опасности можно императивы синергетического мышления и толерантности.

Ноэтические критерии следует рассматривать как инструмент снятия тупиковых эволюционных сценариев и определения разрешенного коридора действий. Система этих критериев обладает тем важным свойством, что они образуют целостный комплекс: достаточно допустить нарушение хотя бы одного из них, оставив остальные в неприкосновенности, как вероятность потери устойчивости и схода с оптимального эволюционного паттерна резко возрастает. Это свойство – следствие теоремы хрупкости хорошего, известной в теории катастроф [8]. Смысл этой теоремы состоит в том, что любая система может считаться хорошей, если она удовлетворяет некоторому набору требований, но должна быть признана плохой, если не соблюдается хотя бы одно из них. В силу этой теоремы все хорошее, - например, устойчивость процессов ноосферогенеза и постиндустриальной трансформации – более хрупко. Утратить ее легко, а восстановить потом трудно.

Ноэтические критерии останутся скорее благими пожеланиями до тех пор, пока не будут определены соответствующие им механизмы регулирования эволюционных процессов. К их числу относится достаточный уровень финансирования образования, науки, культуры, здравоохранения, системы социального обеспечения, комплекс преференций, обеспечивающий активизацию фундаментальных научных исследований и поддержку инновационной технологической политики. Нужна разработка эффективной стратегии, концепции и долгосрочных программ действий по всему комплексу ноэтических ориентиров устойчивости процессов постиндустриальной трансформации.

Христианский этос в эпоху ноосферного перехода.

Возникает вопрос, как соотносится система ноэтических критериев с традиционным этосом, прежде всего с христианской этикой. Протестантская этика, составившая идеологическую основу капиталистической формации, с завершением эпохи индустриализма в значительной мере исчерпала свой духовный потенциал. Несколько сложнее обстоит дело с этическими принципами православия.

Вот что пишет об этом С.Н.Булгаков – авторитетный философ и теолог одновременно [9]. Православие с этической стороны, по его словам, - это душевное здоровье и равновесие, когда сохраняя оптимистическое отношение к жизни, каждый должен быть монахом в сердце своем. Жизнь человека протекает в противоборстве сил мира и духовных устремлений к горнему свету. Православию чужд жесткий ригоризм протестантской этики, его духовный эстетизм иногда выражается в равнодушии к практичности. Характер православия определяется, как основными чертами, любовью и смирением.

Казалось бы, соотнесенность этих принципов с ноэтическим этосом минимальна. Однако это не так. Если главной функцией ноосферогенеза по Вернадскому является творческая деятельность, а доминанта постиндустриальной трансформации состоит, согласно Беллу, в кодификации теоретического знания, то в перспективе здесь может возникнуть одна опасность. Творчество по своей сути – категория индивидуальная и элитарная, оно не может носить массового характера. Сочетание свободы и творческого потенциала, т.е. условий, без которых творческая деятельность невозможна, способно породить комплекс сверхчеловека, о котором писал Ницше. И здесь на помощь могут прийти высокие нормы христианской морали.

К сожалению однако, ввиду принципиальной неопределенности исходных догматов на той же почве христианской этики могут расцветать совсем иные цветы. Опубликованы проекты возрождения России на путях православной консервативной революции, которая означает всеохватную войну с глобальной талассократией и миром Юдаики и переступание всех искусственных юридических норм в борьбе за Русское Будущее [10]. Еще более решительные сторонники “нравственного окормления общества Православной Церковью” призывают к восстановлению Советского Союза, его консолидации с Ираном, Ираком и почему-то Аляской, а в случае сопротивления этим планам “мирового хищника” пригрозить ему ядерным уничтожением [11]. Ни о каком параллелизме с этосом ноосферогенеза и постиндустриальной трансформации тут не может быть и речи.

Если ведущей функцией обеих моделей наступающего в XXI веке третьего исторического суперцикла – постиндустриальной цивилизации и ноосферы – является научно-технологическая деятельность, то на практике это означает существенное повышение требований к рационализации аппарата управления процессами самодвижения общества. Растущее усложнение этих процессов в силу возникновения все новых и новых внутренних связей неизбежно увеличивает опасность неустойчивостей. Комплекс ноэтических критериев может поэтому сыграть роль механизма, стабилизирующего эволюционный процесс.

__________________________________________________________________

*) Работа выполнена при поддержке РГНФ (проект 00-03-00153а)

Литература.

1. Данилов-Данильян В.С., Лосев К.С. Экологический вызов и устойчивое развитие. М., 2000, 415с.
2. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М., 1999, 785с.
3. Яковец Ю.В. История цивилизаций. М., 1997, 315с.
4. Вернадский В.И. Научная мысль как планетное явление. М., 1991, 271с.
5. Лесков Л.В. Чего не делать? Футуросинергетика России. М., 1998, 172с.
6. Бердяев Н.А. Творчество и объективация. Минск, с. 162.
7. Степин В.С. Теоретическое знание. М., 2000, 743с.
8. Арнольд В.И. Теория катастроф. М., 1990, 71с.
9. Булгаков С.Н. Православие. М., 1991, 416с.
10. Дугин А.Г. Консервативная революция. М., 1994, 346с.
11. Громов Н.Г. Бог-Человек-Космос // Соборные возможности Человечества перед лицом глобальной катастрофы. М., 1995, с.16-21.