Современный Тибет миссия Николая Рериха

Экспедиционный дневник П.К.Портнягина

(1927-1928)

Часть II

1 декабря. Уже полмесяца стоит ясная погода, очевидно, “тантрик” взялся за свое дело серьезно, опасаясь телесного наказания, обещанного ему майором в случае нового снегопада. Ежедневно часов в 6 утра из лагеря майора доносится треск ручного барабана, завывания трубы из берцовой человечьей кости и слышится петушиный голос “тантрика”, выкрикивающего заклинания. “Тантрик” живет в отдельной палатке, наверху которой укреплены 4 ветряные мельнички — по ним заклинатель наблюдает направление ветра и его силу.

Кипучая энергия Н.К. ищет выхода: сегодня он придумал новое занятие — киносъемку. Я служил за кинооператора и при помощи небольшого портативного американского аппарата для киносъемок заснял на фильму наш лагерь и ежедневную прогулку Н.К. с доктором на нашем лагерном “Riverside drive”.* (* Здесь игра слов — улица, на которой был расположен Музей Рериха в Нью-Йорке.)

3 декабря. Сеансы киносъемок продолжаются. Сегодня засняли вид лагеря, причем у палатки Н.К. был развернут американский флаг. Затем взяли на фильму наш табун лошадей и мулов, пришедший за очередной вечерней порцией ячменя. Намерение Н.К. “завалить” тибетских чиновников требованиями возымело свое действие: местное население, принужденное доставлять нам яков, ячмень, цзампу и проч., начинает со своей стороны воздействовать на майора, настаивая на пропуске нас в Нагчу и далее, т.к. запасы продовольствия у населения весьма ограничены и они не в состоянии снабжать нас всем необходимым.

5 декабря. Гонец наш из Нагчу не возвращается. Утром на север прошел большой верблюжий караван — 40 верблюдов и 24 человека — может быть, монгольское посольство возвращается?

За утренним завтраком Н.К. вспоминал контрасты природы Ладака и Чантанга. Насколько красочными являются пейзажи Ладака с изломами горных вершин и нагромождением скал, настолько Чантанг поражает своим унылым однообразием тундры.

Посланный Н.К. навстречу каравану наш Цзангенлама вернулся с сообщением, что караван принадлежит цайдамским монголам. Монголы эти утверждают, что из Нагчу на Лхасу и обратно никаких караванов не ходит изза большого снега.

Вечером приходил майор. Н.К. посылает через него прощальное письмо генералу. И вместе с тем настаивает на пропуске в Нагчу, угрожая в противном случае оставить все вещи здесь и уехать в Нагчу верхом на лошадях.

Майор выражает сожаление, что ничем не может нам помочь, говорит, что прекрасно понимает наше безвыходное положение и, между прочим, сообщает, что губернаторами Нагчу получен выговор из Лхасы за неточность сведений о нас, т.к. содержание их писем не совпало с тем, что писал правительству генерал; и в заключение уверяет, что ответ правительства придет к нам не позже 2-3 дней. Положение, действительно, создалось довольно странное: цели Миссии давно отпали, сроки все истекли, Н.К. думает только о том, чтобы скорее выехать в Индию, откуда он может иметь возможность сноситься с Америкой, где его ждут неотложные дела; а мы принуждены ожидать разрешения ехать в Лхасу!? В Лхасу, которая никому теперь не нужна!

В 5 ч. вечера сменился караул, несший охрану нашего лагеря и доставлявший нам молоко и ячмень. На смену ушедшим пришли двое таких же хоров. Ушедшие получили по нескольку долларов наградных, и одному из них Е.И. дала изображение Будды Всепобеждающего.

6 декабря. По поручению Н.К. собрал сегодня образчики нашей пищи, образчики грязи и безвкусия, продаваемого тибетцами как пищевые продукты. В особых мешочках цзампа, сыр, чура и проч. поедет в Дарджилинг показываться американцам.

“Тантрик” оказывает упорное сопротивление всем попыткам занести нас снегом. Сегодня с утра весь горизонт был затянут зловещими фиолетовыми тучами, готовыми лопнуть от напряжения и высыпать все свое содержимое на наш бедный лагерь, но... раздался визгливый голос “тантрика”, его трескучий барабан издал несколько трелей, и внезапно поднялся сильный западный ветер, расколол тучевые нагромождения на две половины и погнал их в разные стороны. В образовавшуюся дыру выглянуло солнце, и весь день был солнечным.

Этот округ Хор славится в настоящее время своими колдунами, всевозможными нечистыми силами и, между прочим, воскрешением трупов. Последнее случается нередко. Обыкновенно такой труп, когда в него вселяется злая сущность, вскакивает со своего ложа, начинает бесноваться, ломать все, что попадет под руку, и даже набрасывается на людей. Тогда обычно вызывают ламу-“тантрика”, который одним из способов пускает ожившему мертвецу кровь, после чего последний падает и жизнь оставляет его. На основании этих случаев существует в Тибете обычай после трех дней со дня смерти тело человека разрубать на куски и бросать на съедение птицам и собакам.

7 декабря. Пользуясь тем, что запасы продовольствия у нас кончаются, местные торговцы начинают повышать цены на предлагаемый товар, и самый товар предлагают уже значительно худшего качества. Сегодня Н.К. послал майору письмо с категорическим протестом против задержания Миссии в Тибете в течение двух месяцев без какого-либо ответа, точно Миссия явилась в Тибет с какими-то преступными, разбойными целями. Н.К. не имеет более намерения идти в Лхасу, но, напротив, хочет уйти из Тибета. Кроме того, в своем письме Н.К. требует 10000 нарсангов на ближайшие расходы, т.к. наличные денежные суммы Миссии иссякли, а сношения с Америкой ему не разрешаются.

Вечером вернулся гонец из Нагчу, пробыв в отъезде 10 дней вместо обычных пяти. Гонец проехал сначала в лагерь майора и к нам явился только час спустя в сильно нетрезвом состоянии. Письма и телеграммы, посланные британскому резиденту и в Америку, гонец привез обратно — губернаторы отказались переслать их в Лхасу, уверяя, что ответ правитель ства по вопросу нашего проезда придет дня через два. Словом, обычная пустая отговорка.

Н.К. говорит: “Еще не так давно нападали на англичан за их вооруженные экспедиции в Тибет, но знакомясь с вызывающим невежеством тибетцев, можно себе представить, до какого раздражения могут они довести людей”.

8 декабря. “Обезьянья страна”, так охарактеризовал Н.К. Тибет. “За 2 месяца, проведенных в ЧортенКарно, мы достаточно насмотрелись на обычаи и нравы тибетцев. Если скажут: "Вы были не в самом Тибете, но в северной приграничной области Хор," — ответьте: ЧортенКарно отстоит от Лхасы, столицы Тибета, всего в 250 километрах, и караванный путь в Лхасу составляет всего 7 дней. Кроме того, мы имели дело с тибетскими чиновниками, уроженцами Лхасы и других местностей собственно Тибета. Так двуличный и неверный друг, ургинский доньер (дипломатический представитель) — родом из Лхасы; малодушный генерал-хорчичаб — из знатного лхасского рода; пьяница майор — из Шигацзе; невежественные самодуры, нагчуские губернаторы — из Лхасы; кроме того, мы имели дело с двумя выходцами из тибетского простонародья — Чимпой и Кончоком, из которых первый оказался предателем, а другой пьяницей и развратником. Обезьянья страна — даже Китай лучше. Несмотря на ужасающее разложение Китая, последний еще находит в себе некоторую способность к борьбе, тогда как Тибет неспособен даже и к этому. Кроме того, даже местные хоры резко говорят о своем благословенном правительстве”. После обеда происходил с майором длинный разговор по пунктам. Ответы майора записывались доктором. В общем, майор признал действия губернаторов, возвращаю щих письма, неправильными и противоречащими договору Тибета с Англией1905 года, по которому Тибет обязывался пересылать на английскую почту все адресованные таким путем письма и телеграммы, как идущие из самого Тибета, так и из Монголии и Китая. Затем майор предложил переслать письма англичанам и в Америку через генерала, т.к. по полученным им сведениям дорога на Лхасу от генерала открыта для движения. Сам он также будет сегодня писать генералу с просьбой отозвать его из Чортен-Карно, т.к. у него нет возможности более содержать своих слуг, а также вследствие болезни жены.

Губернаторы отказались предпринимать что-либо для нас до получения ими ответа из Лхасы. Относительно 10000 нарсангов, требуемых Н.К., майор обещал сообщить об этом генералу. Гонец к генералу поедет, вероятно, завтра утром и вернется обратно не ранее 12 дней.

Н.К. требовал от майора к этому времени доставить яков для нашего каравана, т.к. мы должны выехать по получении ответа генерала, не дожидаясь, пока последний сообщит об этом в Лхасу.

Письмо нагчуским губернаторам, ими возвращенное нераспечатан ным, будет послано в Нагчу опять.

9 декабря. В 12 ч. дня вчера из Нагчу пришел небольшой караван яков с одной палаткой. Трое наших монголов были посланы Н.К. собрать у приезжих сведения о состоянии дороги между Нагчу и Лхасой и о делах нагчуских. Монголы вернулись поздно вечером и сообщили следующее: между Нагчу и Лхасой караваны не ходят изза большого снега; относительно нас губернаторы говорят, что нас не пропустят не только в Лхасу, но даже и в Нагчу, и что нам придется вернуться обратно; интересны причины пропуска Фильхнера и его двух спутников: губернаторы оказались хорошо знакомы с одним из спутников Фильхнера еще по Синину и Гумбуму; слуги Фильхнера монголы пропущены в Тибет не были — их держали в Нагчу под арестом и потом выслали обратно в Синин.

Проезжие монголы очень недовольны тибетскими властями — их задержали в Нагчу на обратном пути из Лхасы на один месяц, за время которого у них пали все верблюды, и пришлось нанять тоже полуголодных яков.

10 декабря. Н.К. продолжает изыскивать новые способы оставления нами Чантанга. Сегодня им поручено Голубину, владеющему китайским языком, расспросить у местных жителей о качествах дороги на Шигацзе, идущей севернее Нагчу, а также узнать, нет ли от нас дороги, выходящей на дорогу, идущую между Лхасой и стоянкой генерала — БируГомпа, чтобы таким образом иметь возможность пройти на Шигацзе или Лхасу помимо Нагчу и его свирепых губернаторов. Из всего, что мы видели и слышали завремя стоянки в ЧортенКарно, Н.К. вывел следующее резюме: “Ехать в Тибет — это ехать в западню. Даже если у Вас есть все паспорта и препроводительные письма от заграничных тибетских представителей. Попав в Тибет, Вы не уедете, пока из Вас не вытрясут всех денег. Хотя Лхасы Вам за это тоже не покажут. Тибет одинаково боится как англичан, так и русских, и всех вообще иностранцев. Тибет ненавидит китайцев, непальцев и бутанцев, смотрит с презрением на сиккимцев, отталкивает ученую бирманскую Хинаяну и притесняет всячески монголов и бурят, хотя последние всегда приносили Тибету только свои самые богатые приношения. Таким образом, Тибет является каким-то гигантским оплотом человеконенавистничества и узкоэгоистической ограниченности”. Вечером Н.К. отправил майору письмо с требованием переотправить нас британским властям в Гиангцзе, т.к. Н.К. не желает более оставаться в Тибете. Шутки ради Н.К. посылал сегодня одного из наших лам к “тантрику” погадать, когда придет ответ правительства. “Тантрик”, не сморгнув глазом, назначил срок — семь дней.

11 декабря. Сведения о дорогах получились следующие: северная дорога на Шигацзе мимо Нагчу требует 45 дней пути по пустыне Чантанга при глубоких снежных завалах, что является безусловно невозможным; других дорог, помимо Нагчу, нет; в Нагчу Н.К. идти не намерен, да и дороги из Нагчу теперь еще непроходимы изза снежных завалов. Поэтому Н.К. решил осуществить свое прежнее намерение идти к генералу в БируГомпа, чтобы оттуда идти на Гиангцзе, минуя Лхасу. Дорога от генерала на Гиангцзе свободна от снега, по сведениям майора. После обеда Н.К. послал майору письмо, в котором излагались причины его решения идти к генералу и указывалось на прямую обязанность майора доставить нас генералу, как своему прямому начальнику. Майор в своем ответе просил подождать два дня до приезда из Нагчу доньера, который может привезти что-нибудь интересное. Во всяком случае, майор сам придет завтра к нам.

Н.К. посылал также Голубина к местным старшинам, прося их со своей стороны воздействовать на майора в смысле отправки нас к генералу. Старшины охотно обещали оказать содействие, т.к. наш отъезд освобождает их самих от неприятной необходимости проводить зиму в ЧортенКарно.

12 декабря. Сегодня происходило настоящее сражение между Н.К. и майором. Несмотря на все доводы и даже угрозы Н.К., майор, как попугай, твердил одно и то же: уйти из Чортен-Карно он не может ни в Нагчу, ни к генералу, ни даже за первый перевал на восток, где, говорят, уженет снега, пока не получит распоряжений из Лхасы или от генерала. Единственно, что он может сделать, это перевезти нас в соседний монастырь в полдня пути на восток. Тогда Н.К. решил воспользоваться этим предложением и, если монастырь являет хоть некоторые удобства для проживания в нем, переехать туда, чтобы создать прецедент для дальнейше го движения к генералу. Е.И., несмотря на нездоровье, вышла к майору, и узнав, что он по-прежнему не хочет принимать ничего в соображение и твердит о скором получении ответа из Нагчу, потеряла терпение и сказала с раздражением: “Это не люди, а звери!” На что майор глупо улыбнулся и подтвердил, что “девашунг”, действительно, безжалостен.

Завтра через майора будет послано письмо генералу с просьбой разрешить Миссии переехать к нему. Завтра же я с Голубиным и одним из наших лам поеду осматривать монастырь.

13 декабря. Монастырь секты бонпо расположен в узком ущелье среди гранитных скал самых фантастических форм. За монастырской стеной на берегу речки воздвигнут большой белый чортен, украшенный парой больших черных рогов, и прямо против него на высоком утесе — другой “чортен” из красного гранита, поставленный здесь игрой природы. В монастыре два храма: старый, поменьше — на северной стороне и новый храм на противоположном конце квадратного, мощеного диким камнем двора. Стены нового храма внутри все расписаны изображени ями Будды и Ламы — основателя секты бонпо. В старом храме имеется небольшая библиотека, помещающаяся в двух шкафах по обе стороны алтаря. Всего в монастыре до 30 монахов, каждый имеет свою келью.

Монахи здесь живут каждый на свои средства, поэтому убранство келий и одежда монахов, как, вероятно, и пища, сильно разнятся между собой. Дорога к монастырю все время идет ущельем; в некоторых местах тропинка настолько узка, что стремя черкает по камням откоса, тогда как другая нога висит над пропастью.

Почти за каждым горным отрогом по всему ущелью расставлены черные палатки тибетцев: горные отроги защищают их от сильных ветров, свирепствующих здесь зимой. В этом году вследствие обильного снега падает много скота — у каждой палатки лежит по нескольку туш яков.

14 декабря. Сегодня с Ю.Н. вторично посетил монастырь. Выбрали место для лагеря вблизи монастыря. В самом монастыре решили не останавливаться, т.к. комнат в нем для всех недостаточно и они немного сырые. В этом монастыре, как оказывается, останавливался ТашиЛама во время своего бегства из Тибета. В этом же монастыре стоял со своимисолдатами наш майор, посланный правительством в погоню за ТашиЛамой и не смогший достичь его изза снежных завалов перед Нагчу. Бегство Таши-Ламы в Китай в 1923 году ознаменовало собою начало явного разложения Тибета. Сейчас, по словам солдата, провожавшего нас в монастырь, многие видные настоятели монастырей бегут из Тибета через Индию. В Ташилхунпо осталось всего около 100 лам, тогда как прежде их было до четырех тысяч. Таким образом, Н.К. оказался прав, придавая отъезду Таши-Ламы из Тибета такое большое значение.

Действительно, ТашиЛама, являясь духовным главой ламства, пользуется большой популярностью среди буддистов Тибета и Монголии. Когда в начале 1927 года по Монголии распространился слух о неразрешении ТашиЛаме посетить Ургу, это вызвало серьезные беспорядки среди войск гарнизона Кобдо; волнение перекинулось в соседние хошуны, и 10 ближайших хошунов подняли восстание против монгольско го правительства. Теперь, когда, по выражению местного населения, лучшие ламы бегут из Тибета к ТашиЛаме, когда правительство Далай-Ламы притесняет монголов — паломников и торговцев, приезжающих в Тибет, когда оно отказалось принять Миссию Западных буддистов, мы видим, что слухи о скором приходе в Тибет ТашиЛамы с китайскими войсками и что этот ДалайЛама, 13й, является последним, имеют свое глубокое основание и смысл.

Н.К. говорит: “О разложении Тибета говорят сами факты. За два с половиной месяца нашего пребывания здесь мы сталкивались с самыми разнообразными проявлениями жизни Тибета, и мы не видели ни одного положительного факта. Напротив, почти каждый день приносил нам какой-нибудь новый отрицательный факт”.

15 декабря. Майор решил ехать в Нагчу. Это неожиданное решение, наверное, имеет под собою серьезные основания. Возможно, получен ответ из Лхасы и майор вызывается губернаторами для каких-то совещаний. Сегодня он пришел рано утром в сопровождении старшин и уездного начальника. Договорился окончательно о переезде нашем в монастырь, обещал к послезавтра доставить 50 яков и 20 лошадей. Затем сообщил о своем намерении сегодня ехать в Нагчу, чтобы оттуда послать лично гонца в Лхасу. Н.К. передал ему также текст телеграммы для посылки британскому резиденту Бейли в Гангток.

16 декабря. Начинаем снимать лагерь. Из замерзшей земли очень трудно вынимать гвозди палаток — приходится вырубать ямки вокруг каждого гвоздя, это отнимает много времени. На завтра назначено выступление. 18 декабря. Устроились на новом месте. Весь груз перевезли на 70 яках и 10 верблюдах. Здесь днем совсем тепло, ночью тоже значительно теплее, чем на Чунаргене. Монастырь носит название Шаруген. Монастырская библиотека содержит 120 томов Канчжура бонпо и 140 томов Танчжура, т.е. комментарий к Канчжуру. Ю.Н. получил разрешение настоятеля брать книги из библиотеки для ознакомления.

Сегодня годовщина смерти Цзонхавы, основателя секты желтых шапок (гелугпа). Цзонхава является последним из учителей буддизма, произведшим очередную реформу очищения Учения. По случаю дня годовщины наши ламы устраивали в своей палатке служение перед танкой с изображением Цзонхавы.

19 декабря. “Тантрику” дано новое задание: таять снег. До сих пор в Чунаргене (ЧортенКарно) “тантрик” противостоял снегопаду, и очень успешно — в продолжение более месяца ни разу не выпало снега, хотя часто горизонт заволакивался угрожающечерными тучами. Теперь “тантрику” поручено новое задание — растопить выпавший ранее снег.

20 декабря. Приехали посланцы из Нагчу приглашать Н.К. и Ю.Н. для переговоров с губернаторами. Н.К. согласен ехать, но только в обществе Е.И. и доктора. На это нагчуские посланцы не согласились, ссылаясь на полученные ими инструкции разрешить приезд в Нагчу двум или самое большее трем лицам. Так как Н.К. отказался делить караван на две части, а посланцы не имели полномочий на разрешение въезда в Нагчу всему составу Миссии, то послали губернаторам письмо соответству ющего содержания.

22 декабря. Вернувшийся с посланцами из Нагчу бывший наш проводник тибетец Кончок рассказывает о перемене политики губернато ров в отношении разрешения нам въезда. Теперь будто бы губернаторы обвиняют во всем хорчичаба, вмешавшегося не в свое дело пропуском нас на Чунарген.

Губернаторы говорят, что Миссия может выехать в Индию через Гиангцзе, но только через Лхасу. Что касается столь длительного неполучения ответа от Далай-Ламы, губернаторы объясняют это тем, что Далай-Ламе о приезде Миссии просто не докладывает по каким-то причинам правительство.

23 декабря. Пришло письмо от хорчичаба с приложением всех писем Н.К. девашунгу и Бейли. Генерал сообщает о невозможности посылки писем правительству вследствие снежных завалов по дороге.

Вместе с тем, слыша о недостаче продуктов у нас, генерал посылает 10 мешков ячменя, 4 мешка цзампы, 2 мешка муки и 6 кирпичей чая. Порассказам солдата, сопровождавшего груз, дорога от генерала в Лхасу свободна от снега и сообщение с Лхасой имеется, но генерал уже получил выговор от правительства за вмешательство в дела таможенных пограничных властей, которыми являются губернаторы Нагчу, по вопросу о разрешении Миссии въезда в пределы Тибета, и теперь он не хочет более беспокоить правительство передачей новых писем Н.К.

24 декабря. Первый караван монгольского красного посольства прибыл в Нагчу. Это показывает, прежде всего, что дорога на Лхасу открылась для движения. Одновременно с прибытием каравана в Нагчу приехал гонец правительства с приказом об аресте трех членов посольства. Как известно, в числе членов посольства имеется трое советских граждан, калмыков, очевидно, приказ об аресте относится именно к ним.

26 декабря. Доктор продолжает навещать “намо” майора. У “намо” воспаление легких. Доктор предписывает ей свежий воздух и диету, что “намо” исполняет очень неохотно. Ей необходимо большое количество спиртных напитков ежедневно, чтобы удовлетворить своей привычке; ходить “намо” совсем не хочет, предпочитает валяться на постели, укутавшись в три шубы, т.к. комнаты в здешних домах не имеют ни окон, ни дверей. Вид у “намо” довольно кислый, хотя в переводе на русский “намо” означает “сладкая”.

27 декабря. Вчера вечером вернулся из Нагчу майор. Обещал быть сегодня утром у нас. Обыкновенно до прихода майора к нам являлся один из его солдат и передавал в общем содержание новостей, но теперь солдаты ничего не знают о происшедшем в Нагчу — майор молчит. Утром майор не пришел; Н.К. посылал десятника спросить, когда майор сможет придти к нам, — обещал придти после обеда.

Майор пришел в четвертом часу дня, говорит, ждал прибытия каравана с грузом продуктов, купленных им для нас в Нагчу. Сведения, привезенные майором, очень интересны: через два дня губернаторы намерены посетить наш лагерь, чтобы переговорить с Н.К. лично, т.к., по их словам, только личные переговоры могут дать какие-либо положительные результаты. Губернаторы сообщили майору, что ими будто бы до сих пор не было получено каких-либо документов о Миссии — паспорт ургинского доньера до них не дошел. Губернаторы во всем обвиняют хорчичаба, поторопившегося послать в Лхасу донесение о прибытии Миссии и давшего Миссии разрешение передвинуться из Шингди в Чунарген. Вследствие вмешательства генерала губернаторы не послали в Лхасу никаких донесений о прибытии Миссии, а донесение генерала попало в военное министерство и потонуло в дебрях канцелярий. Теперь губернаторырешили пойти нам навстречу и, переговорив с майором, послали в Лхасу извещение о нашем прибытии. Вместе с тем, губернаторы обещали прибыть к нам для личных переговоров с Н.К. Телеграммы Бейли губернаторы не послали, но дали заверение, что телеграммы эти будут посланы после личных переговоров с Н.К.

Из Нагчу майор привез муки, сахару и свечей. По его словам, теперь в Нагчу совершенно не осталось более свечей и сахару. За 40 фунтов белой муки 3го сорта майором заплачено 25 нарсангов, т.е. более 16 мексиканских долларов. У населения округа Нагчу скот вымер на 90 %.

30 декабря. Сегодня посланные за продуктами в соседние аилы наши двое служащих вернулись ни с чем. Жители отказались продавать нам что-либо, т.к. майор запретил им это под угрозой отрубить голову в случае нарушения запрета. Запрошенный об этом майор ответил, что он сам сидит без продуктов, т.к. местные старшины отказываются доставлять ему их под предлогом недостачи продуктов у населения. Н.К. решил писать об этом новом казусе генералу; майор, со своей стороны, также напишет генералу.

Сегодня старшины поставили нас в известность о том, что у них осталось всего 9 мешков ячменя в запасе, и что после этого они не в состоянии будут более доставлять нам ячмень.

31 декабря. Расследование обстоятельств дела с запрещением продажи нам продуктов показало, что запрещение это исходило от майора, а не от старшин, как объяснял нам сам майор. Майору было приказано генералом снабжать нас всем необходимым по умеренным ценам, т.к. в будущем, вероятно, правительству придется уплатить Миссии расходы, произведенные ею за время ожидания разрешения на въезд. Поэтому майором было запрещено населению продавать нам что-либо по вольной цене, а делать это только через него, майора, и, конечно, по “умеренным” ценам. Естественно, что население не желало отдавать своих продуктов за бесценок, а майор не настаивал особенно на этом, правильно учитывая, что чем меньше денег будет израсходовано Миссией, тем меньше придется возмещать ей правительством. С другой стороны, не желая открыто, во избежание излишних трений, запрещать нам покупать продукты у населения, майор собрал старшин и через них запретил населению продавать нам что бы то ни было; а когда все это было раскрыто и майор был прямо спрошен о причинах запрещения, ему ничего не оставалось, как свалить всю вину на старшин, и в результате последовало разрешение нам покупать у населения, что нам нужно.

2 января 1928 года. Прибыл гонец из Нагчу с сообщением о выезде губернаторов. Завтра губернаторы будут здесь. 4 января. Ждем губернаторов. От Нагчу до нас считается около 50 километров, и верблюжьи караваны проходят это расстояние в два дня, тогда как губернаторы едут уже четвертый день. Скорость передвижения для должностных лиц незавидная. Несколько странным, на наш взгляд, является также и то обстоятельство, что губернаторы едут вдвоем, как будто для переговоров с Миссией недостаточно кого-нибудь одного из них.

Н.К. заготовил для губернаторов 14 пунктов, по которым они должны будут дать исчерпывающий ответ. В этих пунктах говорится о целях Миссии в Тибете, о пропущенных сроках и о желании оставить пределы Тибета для Индии.

Сегодня в столовой палатке на стене растянут большой американский флаг.

Вечером в монастыре умерла “намо” майора от воспаления легких. Организм, разрушенный алкоголизмом, и больное сердце не могли противостоять болезни.

5 января. Губернаторы, ехавшие к нам четыре дня, на пятый день оказались в Нагчу. По словам Кончока, губернаторы доехали только до Цомра, в 10 километрах от НагчуЦзонга, и вернулись обратно из-за каких-то новых недоразумений с монгольским посольством, которое должно было выехать в тот день из Нагчу на север. Это новое известие является из ряда вон выходящим по своей нелепости.

Возникает подозрение, что вся эта история с поездкой губернаторов является просто плодом изворотливой фантазии майора, более всего пекущегося о собственном своем спокойствии. Вечером приехали в монастырь два гонца от губернаторов с известием о прибытии последних в Чунарген. Завтра губернаторы должны быть здесь.

Вечер был теплый, спокойный. Мягкий свет луны обволакивал все голубым бархатом. И скалы, и монастырь в отдалении, и весь лагерь тонули в голубой фантастической дымке. Тибетецдесятник, взмахивая длинными рукавами, кружась и притоптывая, показал нам национальные танцы, а потом пел длинный и красивый, полный гортанных звуков “намтар” о Гесерчжалпо — “Сказание о Гесерхане”, о его подвигах, славе и силе могучей.

Ночью мешали спать сновавшие взад и вперед по лагерю хоры, деятельно готовившиеся к встрече губернаторов. У наших десятников отобрали палатку, и несчастные хоры провели ночь под открытым небом.

6 января. В 12 ч. дня прибыли двое губернаторских поваров. Это послужило знаком скорого прибытия самих губернаторов. Наш лагерь несколько изменил свою физиономию: у палатки начальника Миссииразвернули американский флаг и знамя Майтрейи; в столовой палатке был сервирован чай. В 2 часа дня пришли оба губернатора, предшеству емые восемью хорами, несшими мешки гороха и чая в подарок. Духовный губернатор, в красном халате, имел весьма представительный вид, его гладко выбритое лицо выражало упорную волю и самоуверенность. Гражданский губернатор, в желтом халате, не производил столь сильного впечатления. Разговор с губернаторами происходил недолго: после краткого обмена приветствиями губернаторы сообщили о полученном ими распоряжении из Лхасы предложить Миссии избрать любой путь для выхода из Тибета, исключая дороги через Лхасу, Гиангцзе и Шигацзе. Со своей стороны, губернаторы предложили на выбор три наиболее удобных пути: на Синин, на Чжакундо или на Симлу. Правительство предлагает вывезти нас на свой счет, предоставив нам грузовых животных и провиант. Затем губернаторы выразили свое удивление, зачем американцы приезжают в Тибет, в эту маленькую бедную страну, где абсолютно ничего нет интересного. Узнав же, что Миссия послана в Тибет буддистами Америки, очень удивились, что в Америке есть буддисты, т.к. по их словам, миссионер Пальмер, американец, проезжавший недавно Нагчу в составе экспедиции Фильхнера, говорил им обратное.

Разговор закончился предложением губернаторов составить к завтра маршрут пути в желаемом нами направлении, минуя указанные к исключению пункты. В разговоре губернаторы сообщили также некоторые политические новости: так, в Китае политическая ситуация продолжает улучшаться в пользу Чжанцзолина; в центральном Китае опять усилилось влияние У Пейфу, тогда как кантонская армия и Фынюйсян терпят поражения. В самом Тибете сильно ухудшились отношения между правительством Лхасы и англичанами; из Гиангцзе будто бы английские войска убраны. В Лхасе убит Ладенла, англофил и бывший начальник лхасской полиции.

7 января. Установлен маршрут пути до СагаЦзонга. Через Нагчу, вдоль южного берега оз. Намцо, вверх по долине реки Брахмапутры до СагаЦзонга и оттуда по одной из дорог, ведущих на Катманду (Непал) или в Сикким. Телеграммы Бейли и в Нью-Йорк губернаторы переслать отказались, мотивируя это тем, что в настоящее время между Тибетом и Индией нет ни телеграфного, ни почтового сообщения. Завтра губернато ры уезжают обратно в Нагчу, откуда пошлют донесение в Лхасу о нашем согласии выйти на Индию, минуя Гиангцзе.

Вместе с донесением правительству пойдет письмо Дорингкунгку шо, прежнему знакомому Н.К. еще по Дарджилингу и теперь занимающемувидное место при дворе Далай-Ламы. Из Лхасы вместе с ответом придут необходимые продукты для предстоящего нам пути. Через 10 дней Н.К. предполагает перейти в Нагчу.

8 января. Произошла крупная ошибка с названиями пунктов прохождения, так оз. Намру, которое губернаторы называли тождествен ным с Намцо, т.е. с ТенгриНуром, на самом деле находится много севернее последнего, и дорога, проходящая через НамруЦзонг, является крайней северной дорогой, идущей все время высотами Чантанга и безусловно неудобной для прохождения в зимнее время. Поэтому Н.К. послал вслед губернаторам письмо с требованием изменения маршрута в более южном направлении. Выступление нашего каравана в Нагчу назначено через 5 дней.

10 января. Н.К. говорит: “Маршрут, указанный губернаторами, представляет собою путь, идущий вдоль трех границ собственного Тибета — вдоль северной, западной и южной границ, и является несомненно весьма интересным во всех отношениях. Единственным недостатком является его чрезмерная длительность, что при наличии расстроенного здоровья некоторых членов Миссии служит серьезным препятствием.

Особенно интересным явился бы проход Миссии вдоль северной границы Непала, мимо высочайших в мире горных вершин — Эвереста и Канченджанги, до Сиккима, т.е. как раз в тех районах, которые наиболее бдительно охраняются англичанами, и где кроме последних не был еще никто из европейцев”.

11 января. В нашем лагере начались цинготные заболевания. Сегодня у меня распухли десны передних зубов. У нашего тибетца Кончока также появились симптомы цинги. Причиной появления этой разрушительной болезни является однообразный мясной стол, отсутствие овощей и большие холода, перенесенные всеми нами за последние 2 месяца, когда температура по ночам была почти постоянно ниже _30° С.

14 января. Майором была сегодня получена от губернаторов копия их письма, посланного в Лхасу после переговоров с Н.К. Письмо пришло вечером, майор был, по обычаю, пьян и ничего не мог разобрать из написанного в письме. Тогда им был приглашен для этой цели Кончок, исполняющий при нем последнее время нечто вроде обязанностей адъютанта и одновременно служащий у нас. Кончок прочел майору письмо и затем пришел с докладом к Ю.Н. В письме губернаторы извещали правительство о прибытии великих людей из Америки, которых встретил перед Нагчу хорчичаб и задержал на 3 месяца. Эти великие люди намеревались идти в Лхасу, но после трехмесячной стоянки на Чантангеу них нет более целей в Лхасе и они хотят уйти из Тибета на Индию. Узнав об этом желании американцев, губернаторы поехали к ним для переговоров на место стоянки их лагеря в Шаруген, и там им удалось договориться с американцами о маршруте дороги на Индию. Маршрут таков: Нагчу, оз. Намру, СагаЦзонг, ШикарЦзонг и вдоль непальской границы в Сикким. Маршрут этот принят по обоюдному согласию. Под перевозку каравана американцев, производимому на счет правительства, требуется 100 яков и 30 лошадей. Губернаторы, находя эту цифру действительно необходимой, затрудняются, смогут ли уртоны того крайнего северного пути, который указан в маршруте, доставлять это количество животных.

Вместе с тем, губернаторы считают своим долгом сообщить, что они нашли американцев в очень болезненном состоянии, и т.к., насколько им известно, американцы привыкли жить в теплых домах, им будет очень трудно идти зимой по столь крайней северной дороге, которая указана в маршруте. Поэтому они, губернаторы, от себя лично просят правительство о разрешении пропустить великих людей Америки на Индию кратчайшим путем в направлении долины Чумби.

Таким образом, ясно обнаружилась двойная игра губернаторов, желающих и нежелающих пропуска Миссии через территорию Тибета на Сикким. И в основе этой политики губернаторов лежит, конечно, все то же общечеловеческое желание — желание взятки.

По неофициальным сведениям духовный губернатор Нагчу может постараться устроить проход Миссии через Тибет кратчайшим путем в случае, если ему будет обещан один из кусков старинной парчи, предназна чавшейся в числе других подарков Далай-Ламе.

16 января. Цинга, обнаруженная у меня доктором, оказалась простой простудой и флюсом, как и утверждала вначале Е.И. Сегодня нарыв на деснах прорвался, и болезнь пошла на убыль.

17 января. Все вещи каравана разделены на 5 частей по числу десятников, доставляющих нам яков. Каждому десятнику будет сдана часть вещей под его ответственность. Таким образом возможно будет сохранить вещи в целости. Выступление назначено на завтра.

23 января. НагчуЦзонг. Из Шаругена мы вышли 19го, пробыв всего в пути 5 дней. Первые 3 дня было довольно тепло, шел мелкий снег. Дорога все время шла небольшими холмами, покрытыми толстым слоем снега в 10-15 сантиметров; попадались редкие палатки тибетцев, около палаток лежат туши павших от голода яков, возле одной из палаток мы насчитали до 30 таких туш. Жители за много лет назад не запомнят такого большого снега, как выпал в этом году. Последняя ночь перед Нагчу былаочень холодна, наш термометр, показывающий только до _25° С, утонул совсем, что часто случалось и ранее, но судя по тому, что коньяк, стоявший на столе в палатке доктора, за ночь замерз, можно сказать, что холод был до _45° С и являлся, конечно, исключительным. В пути нам сопутствова ли несколько небольших караванов голоков изпод Синина — торговцев и паломников. На одной из стоянок в наш лагерь пришло несколько человек голоков в своих оригинальных костюмах и остроконечных круглых шапках. Н.К. сфотографировал некоторые наиболее оригиналь ные типы голоков. На последней стоянке нас обогнал майор и проехал прямо в Нагчу, сделав весь путь из Шаругена в 2 дня. Вслед за майором приехал Кончок. Кончок сообщил о смерти в Чунаргене ламы Малонова, служившего ранее у нас и ушедшего в декабре месяце по своему желанию, т.к. он полагал, что ему удастся скорее пробраться в Нагчу и далее в Лхасу, если он станет действовать самостоятельно, отделившись от Миссии. Надежды Малонова на скорое разрешение проезда в Лхасу не оправдались; кроме того, он имел неосторожность в прошлом году послать в Лхасу с одним тибетским торговцем деньги — 500 мексиканских долларов. Не получая ответа из Лхасы и беспокоясь за судьбу своих денег, Малонов проводил дни в волнении и унынии, почти не выходил из своей палатки, и в конце концов его сердце не выдержало чрезмерного напряжения, столь вредного здесь, на высотах, и человек умер от паралича сердца.

Подъезжая к Нагчу, мы увидели в тумане небольшую группу строений, раскинутых вдоль берега реки того же названия. Строения, представляющие собою низкие глинобитные квадраты, по верху стен густо обтянуты сеткой веревок с подвешенными к ним рваными грязными тряпочками — на этих тряпочках тибетцы, как и монголы, печатают молитвы. Издалека эти постройки, опутанные сеткой веревочек, произвели на Н.К. впечатление паутины. По этому поводу Н.К. сделал интересное сравнение: “Тибет, если окинуть взглядом его внутреннюю жизнь, покажется вам опутанным тонкой, но прочной сеткой паутины, в центре которой, в Лхасе, сидит огромный паук, пьющий жизненные соки страны; его мы еще не видели, но он уже давал нам знать о себе подергиванием тех ниточек, к которым мы имели неосторожность прикоснуться”.

Дом в Нагчу, в котором мы остановились, представляет собою обычный тип китайской постройки и так же грязен и неудобен для житья.

24 января. Устраиваемся в новом доме. По приказу губернатора по всему Нагчу собирают для нас печки. Над воротами поставили флагшток с американским флагом; флаг произвел на всех большое впечатление. Н.К. имел намерение посетить местный монастырь, но губернатор предупредил, что местные монахи очень дики, ничего не слышали о Западных буддистах и могут встретить пришедших иностранцев камнями; и только, когда узнал о намерении Н.К. сделать пожертвование в пользу монастыря, обещал поговорить с настоятелем о возможности для Н.К. посетить монастырь. Сегодня по желанию Н.К. снял на фильму общий вид Нагчу и дом, занимаемый Миссией.

Гражданский губернатор предоставил в наше распоряжение для лошадей свой выгон, но травы там оказалось немного; сейчас наши лошади получают по шести фунтов ячменя в день, что при отсутствии конюшен и при наличии холодной погоды является не совсем достаточным, но во всяком случае может поддержать животных до наступления теплого времени года.

26 января. Посетили монастырь. Предварительно зашли к губернатору (духовному). У губернатора за двумя столами сидело несколько писцов, занятых переписыванием писем, адресованных в Лхасу разным лицам по делу нашего пропуска. Между прочим, пишется письмо военному министру Царонгшапе, пользующемуся большим личным влиянием на Далай-Ламу и знакомого Н.К. еще по Дарджилингу. Письмо Царонг-шапе будет послано частным образом через одного из местных крупных торговцев, уезжающего на днях в Лхасу; послать письмо с официальным гонцом губернатор не хочет, т.к. тогда письмо попадет в канцелярии военного министерства и не дойдет до министра. Царонгшапе одно время был отстранен от должности по обвинению его партией духовенства во введении большевистских обычаев в армии. Насколько известно, Царонг-шапе является другом Англии, и подобное обвинение, очевидно, просто нелепость. Но теперь Царонгшапе, как говорят, опять в силе.

Оставив губернатора, мы все отправились в монастырь. Главный храм монастыря обширен по своим размерам, в нем помещено много бронзовых фигур Будды, Цзонхава, Дуккар и две завешанные фигуры двух первых основателей монастыря, лица их никогда не показываются. На одной из стен, налево от входа, расписана масляными красками танка, изображающая Идам Шамбалы. Монастырь в настоящее время не имеет настоятеля — прежний настоятель недавно скончался. Монахи на вопрос о времени основания монастыря ответили незнанием. Судя по надписи на деревянной дощечке над входной дверью храма, написанной по-китайски, монастырю более 200 лет. После осмотра главного храма и сделанных Н.К. пожертвований, был всем нам предложен тибетский чай под порталом храма, и затем мы отправились осматривать второй храм, посвященный Бодхисаттве Майтрейе. Этот храм меньших размеров, прямопротив входа помещена громадная фигура Майтрейи в сидячем положении. Фигура вся вызолочена и украшена бирюзой и рубинами. Перед изображением поставлен ряд светильников и больших амфор с душистыми маслами. Странно смотреть на все это великолепие, на все эти божеские почести, оказываемые человеку, хотя и ушедшему далеко вперед нас по пути Эволюции, но все же принадлежащему человеческой расе и, конечно, презирающему всякое богопочитание. Но... очевидно, современный человек еще не может заставить себя уважать и почитать в человеке человека... Чтобы заставить себя уважать человека, ему нужно окружить его ореолом божественности, чтобы, отдалив его таким образом от своей сущности, почувствовать всю разницу и все несходство свое с ним.

27 января. Уехал в Лхасу один из секретарей губернатора с письмами по нашему делу.

28 января. Интересно, что в Нагчу можно найти кое-какие товары даже японского производства, например, нитки и карандаши. Это показывает, что японский товар, несмотря на свое невысокое качество, проникает в отдаленнейшие провинции Китая и оттуда даже в Тибет, благодаря, конечно, своей дешевизне.

29 января. Вчера Ю.Н. посетил духовного губернатора и сегодня был у гражданского. Оба губернатора ожидают ответа из Лхасы через 2 дня, но уже до получения ответа согласны на спрямление нашего пути на Сикким. При этом каждый из губернаторов обещает сделать это спрямление лично и просит не говорить об этом другому. Так, вместо СагаЦзонга теперь предлагается крайним западным пунктом ЛхарцзеЦзонг в двух днях пути к западу от Шигацзе.

Вопрос с НамруЦзонгом также улаживается, по-видимому, губернаторы склонны считать Намруцзо за Намцо, т.е. ТенгриНур, и если дорога пройдет южным берегом ТенгриНура, это будет вполне приемлемо и даст еще не пройденный ранее путь. Все эти предложения губернаторов делаются ими ввиду их сильного желания приобрести у Миссии несколько винтовок, а также вследствие надежды на получение подарка.

31 января. За последние дни снег на южных склонах гор сильно стаял. Улицы Нагчу превратились в топкие, труднопроходимые болота; стаявший снег обнажил грязные кучи золы и всевозможных отбросов, лежащих прямо на улицах и площадях поселка. Всюду видна самая неприглядная нищета и убожество. Нищета природы, бесстыдно показывающей голые склоны невысоких гор, совершенно лишенных какой бы то ни было растительности, и нищета жизни тибетцев, живущих в грязных хлевах, питающихся подчас сырым мясом и носящих грязные бараньишубы, одетые прямо на голое тело. В Нагчу работают по большей части женщины. Женщиныводоносы, женщины-носильщики аргала, женщинычернорабочие. Это занятие женщины физическим трудом служит верным признаком низкого культурного уровня тибетцев. Оплата труда здесь нищенская, как и сама жизнь. Чернорабочий получает от 20 до 30 шо в день, т.е. около 20 центов мексиканского доллара. Никакого ограничения часов рабочего дня не существует.

1 февраля. Вчера Н.К. с Ю.Н. посетили гражданского губернатора. Разговор шел все на ту же нескончаемую тему об ожидаемом ответе из Лхасы и о маршруте пути на Индию. Губернатор ожидает прибытия гонца со дня на день и во всяком случае не позже 3х дней, когда должен прибыть из Лхасы караван с заказанными для нас продуктами.

Между прочим, губернатор продолжает делать намеки на возможность дальнейшего исправления маршрута в смысле его спрямления. В последнем разговоре он давал уже понять о возможности для Миссии попасть в Индию через долину Чумби, что прежде считалось совершенно невозможным. Поразительна крайняя степень невежественной наивности губернатора, допытывающегося у Ю.Н., не имеет ли последний такой зрительной трубы, из которой можно увидеть Лхасу и Гиангцзе, и нет ли у него маленьких пушек, которые возят в седельных сумках и которые он видел у Тейчнера в 1918 году в Каме.

Вечером Ю.Н. был у духовного губернатора, где ему также пришлось услышать много забавного. Губернатор на этот раз рассказывал о событиях последних лет, происшедших в России и ему хорошо известных. Очень интересен этот его рассказ о русской революции: так, был в России, как известно, Цаганхан, т.е. Белый царь, потом откуда-то пришел неизвестный человек по имени Ненин (Ленин) и выстрелом из пистолета убил царя и царицу, затем этот человек (Ленин) влез на высокое дерево и оттуда объявил, что отныне царя больше нет, что учение Иисуса отменяется, так же как и учение Будды, и что белые обычаи заменяются красными обычаями. Но осталась в России одна женщина, знавшая и белые обычаи, и красные, и сильно противодействовавшая Ленину, тогда Ленин решил ее убить и после долгих поисков действительно застрелил ее из пистолета, но после этого застрелился сам. На этом рассказ губернатора заканчивается.

Между прочим, губернатор остался недоволен тем, что Н.К. сделал пожертвование монастырю деньгами, тогда как нужно было купить у губернатора масло и пожертвовать маслом. На замечание Ю.Н., что в Сиккиме и Ладаке они всегда жертвовали на монастыри деньгами, губернатор возразил, что, может быть, там монахи более честны и будут зажигать лампады на полученные деньги, но что его монахи просто положат деньги в карман, и никаких молитв и лампад не будет.

Сегодня утром Ю.Н. посетил гражданского губернатора и подарил ему кусок зеленого шелка. В результате губернатор обещал полное содействие в деле спрямления маршрута. Губернатор обещал настаивать на отправлении Миссии вдоль южного берега ТенгриНура на Лхарцзе-Цзонг к западу от Шигацзе и оттуда на Сикким через Паританг. Во время беседы Ю.Н. с губернатором в комнату вошел истопник и, начав растапливать печку, неожиданно обратился к Ю.Н. со словами: “Сабкушо, только все, что вы говорите здесь, должно остаться тайной для духовного губернатора”. Патриархальность обычаев...

Поздно вечером Ю.Н. был приглашен к духовному губернатору. Ю.Н. ушел с Кончоком и взял с собой парчу в подарок губернатору, последний подарка не принял, но предложил продать ему один кусок парчи нарсангов за ... 50, тогда как за другой кусок, приобретаемый для правительства, губернатор предложил 1000 нарсангов!

2 февраля. Н.К. предполагал купить в монастыре несколько штук глиняных изображений Будды, но оказалось, что эти изображения можно купить только у духовного губернатора, который сам их выделывает.

4 февраля. Пришло известие о выступлении каравана с продуктами из Лхасы, караван будет здесь дня через три. Вместе с караваном идет письмо от Далай-Ламы. Говорят, содержание письма очень значительно. Перед караваном едут гонцы для оповещения цзонгов о своевременном приготовлении животных. Требуется 50 яков и 4 лошади, это количество возбуждает некоторый интерес, т.к. для заказанных нами продуктов достаточно 30 яков. Четыре лошади указывают на четырех сопровожда ющих, тогда как из Нагчу выехало в Лхасу только трое. Очевидно, четвертый послан из Лхасы. Ходят слухи, что правительство или Далай-Лама посылает Миссии подарки, — этим объясняют такое большое количество грузовых животных. Поживем — увидим.

7 февраля. Ответ пришел. Разрешено ехать на Сикким. Правда, пишет правительство, всем приезжающим иностранцам предлагаются обычно два пути: или обратно, или на Ладак, но принимая во внимание, что Миссии пришлось простоять всю зиму в ожидании ответа в неблагоприят ных условиях Чантанга и здоровье некоторых членов Миссии пошатнулось, правительство с благословения Далай-Ламы согласно пропустить Миссию на Сикким. Маршрут пути, указанный в ответе, таков: Нагчу, северный берег ТенгриНура, по ладакской дороге до ШензаЦзонга, оттуда прямо на юг в направлении ЛхарцзеЦзонга и от последнего одной из дорог на Чумби. Самым трудным участком пути является, конечно, путь от Нагчу до ШензаЦзонга, идущий Чантангом по высоте свыше 15000 футов. Затем будут трудности при пересечении трансгима лайской цепи, здесь перевал, лежащий на нашем пути, имеет 18000 футов высоты. Дальше местность постепенно понижается к долине реки Цангпо, начинается земледельческий район, прохождение которым будет значительно легче.

8 февраля. Губернаторами послан в Лхасу гонец с просьбой дать распоряжения по цзонгам, лежащим по пути нашего прохождения, о своевременном приготовлении грузовых животных. Под перевозку груза Миссии требуется 140 яков и 10 лошадей. Губернаторами получен ответ правитель ства о разрешении слугам Миссии монголам идти на Лхасу. Монголы пойдут, вероятно, с караваном, который привезет нам из Лхасы продукты.

11 февраля. Пришли сведения о нашем провизионном караване из Лхасы: караван, лишенный яков, застрял на Саншунге. Чиновники, сопровождающие караван, отчаиваются найти новую смену животных. Предполагают переотправить груз на людях.

Сегодня Ю.Н. в разговоре с доньером духовного губернатора обратил внимание последнего на ужасающую грязь Нагчу, говоря, что от недоброкачественной воды у Е.И. заболело горло. На это доньер ответил: “Если здесь вам кажется грязно, то что же вы сказали бы о Лхасе, где с источниками питьевой воды часто смешиваются потоки нечистот...”(?!)

Вечером Н.К. и Ю.Н. были у духовного губернатора. Разговор шел о дороге и о яках. Губернатор надеется собрать яков к 23 февраля.

12 февраля. Н.К. опять был у духовного губернатора. Теперь губернатор говорит, что им получены сведения о состоянии дороги на ТенгриНур: по дороге глубокий снег, и караваны не ходят ни в ту, ни в другую сторону. Поэтому губернатор не думает, чтобы Миссия могла выйти из Нагчу ранее 26 февраля. Во время разговора с губернатором Н.К. положил свои перчатки в карман и вдруг среди разговора он заметил, что присутствующие в комнате с интересом рассматривают какой-то предмет, переходящий из рук в руки. К своему глубокому изумлению Н.К. увидел, что это были... его перчатки. Маленький сын губернатора, все время вертевшийся около Н.К., вытащил их из его кармана с большой ловкостью, и затем перчатки пошли гулять по рукам присутствовавших в комнате тибетцев!

14 февраля. Караван с продуктами, застрявший на Саншунге, вышел в путь и, пройдя один переход, опять встал. Глубокий снег препятствует егодальнейшему продвижению. Таким образом, караван, отправленный из Лхасы самим правительством и сопровождаемый особым чиновником, никак не может дойти до места своего назначения! “Если мы посмотрим, — говорит Н.К., — на то, как исполняются распоряжения губернаторов Нагчу местным населением, то мы не будем особенно удивляться, что правитель ственный караван в течение 18 дней не может дойти до Нагчу”. Действительно, население округа Нагчу обнаруживает крайне сепаратист ские настроения и не склонно исполнять распоряжения губернаторов, поставленных им из Лхасы.

16 февраля. Караван с продуктами из Лхасы пришел. Среди других продуктов прибыли сиккимские апельсины и консервированные овощи, что явилось приятным разнообразием к нашему столу.

19 февраля. Наши ламы-буряты получили, наконец, разрешение на выезд. Это стоило им 15 долларов и одних карманных часов, подаренных губернатору (духовному). Последние дни губернатор лишил их права получать аргал от правительства наравне с нами, сказав, что только наши служащие, идущие далее с нами, имеют на это право, но ламы, идущие в Лхасу, должны покупать аргал у населения за деньги. Мешок аргала стоил последнее время 1 доллар. Ламы предполагают выйти на Лхасу числа 24 февраля, т.е. на третий день тибетского Нового года, с караваном мулов; предложение губернаторов выйти до Нового года на яках ламы отклонили, как потом оказалось, из суеверного страха за свою жизнь. Дело в том, что лама Малонов, служивший прежде у нас, умер, садясь на яка, после того как сделал донос на Миссию губернаторам, сообщив им ложное сведение, будто бы Миссия является красной и прибыла из Москвы. Остальные ламы-буряты также оказались замешанными в это дело и по суеверию боятся подвергнуться участи Малонова, когда станут садиться на яка. Поэтому ламы поедут в Лхасу на мулах, нанятых ими по 15 нарсангов.

Последние дни губернаторы дважды посетили нас. Они купили у Миссии две винтовки и часть патронов от карабинов. Стоимость винтовки с сотней патронов 350 нарсангов. Патроны к карабинам Маузера образца 1891 года ценятся недорого, по 2 шо за штуку, т.к. их выделывают в пограничной Тибету китайской провинции Сычуань, где имеются правительственные оружейные заводы, работающие под руководством германских инструкторов. Эти же патроны в Урге стоят по 8 шо.

Всего губернаторы получили от Миссии за своевременную доставку яков и за ходатайство перед правительством о спрямлении нашего пути на Сикким следующие подарки: духовный губернатор (кампо) — кусок парчи, серебряный чайный сервиз и разную мелочь; гражданский губернатор(намцзо) — кусок парчи, лисью шапку и бинокль, правда, за парчу губернатор обещал уплатить... одну золотую тибетскую монету стоимостью в 50 нарсангов; кроме того, он подарил Ю.Н. породистую собаку. В Нагчу по случаю скорого наступления Нового года (22 февраля) прибывают со всех сторон богомольцы. Обыкновенно они приезжают на конях с ружьем за плечами, на котором развевается желтый или красный флаг. На окраинах поселка появилось несколько новых черных палаток приезжих хорпа. У нас также готовятся к празднику — Кончок купил несколько десятков ярдов зеленой кисеи, на которой отпечатаны изображения Чинтамани и священная формула “Ом мани падме хум”, повторенная 100 раз. Кисея эта, пришитая на веревку, будет вывешена по верху всех четырех стен нашего двора на третий день Нового года.

Н.К. последнее время вместе с Ю.Н. занят переговорами с губернаторами о скорейшем выезде Миссии из Нагчу. Наблюдая жизнь и нравы тибетцев за время нашей долгой стоянки здесь, Н.К. пришел к убеждению о необходимости открыть глаза европейцам на истинное положение страны, о необходимости снять с Тибета то покрывало таинственности и величия, в которое последний так искусно драпировался в течение столетий; и наконец, о необходимости строгого разграничения двух понятий: 1) ламайского Тибета, с центром в Лхасе в лице Далай-Ламы, и 2) Гималайского Белого Братства — организации Великих Учителей Человечества, ничего общего с ламаизмом не имеющих.

20 февраля. Сегодня мы все ходили смотреть религиозные церемонии изгнания злых духов. Сначала духов изгоняли из дома духовного губернатора, потом у гражданского и, наконец, в обоих монастырях. Церемония состояла в том, что десяток лам, одетых в свои обычные красные тоги и с головными уборами желтого цвета в виде древнегречес ких шлемов, вооруженные барабанами, трубами и другими музыкальными инструментами, построившись в круг, в середине которого стоял старший лама с колокольчиком в одной руке и с дорже в другой, перед искусно слепленной ажурной пирамидой, сделанной из хлеба и бараньих кишек и выкрашенной в красный с золотом цвет, под ритм барабанов и тарелок произносили речитативом молитвы, изредка прерываемые резкими звуками труб и гобоев. После десятиминутного служения пирамида, на которую, по-видимому, уже были загнаны все злые духи этого места, бросалась в разведенный заранее костер из сложенного в виде большого треугольника аргала. Затем ламы удалялись, и к костру приближались один за другим старшины местного населения и стреляли в огонь из своих пистонных ружей. Между тем, толпа жителей, присутствовавшая при обряде изгнаниязлых духов, в момент, когда пирамида бросалась в огонь, устремлялась к жертвеннику, стараясь вырвать у огня кусочки сжигаемой жертвы: по народному поверью эти кусочки служат отличными талисманами против пули. Старшины, участвовавшие в церемонии, и два доньера губернаторов были одеты в красивые костюмы из разноцветного шелка с тюрбанами на головах (у доньеров головные уборы имели форму широкой тарелки, от середины которой свешивалась по краям бахрома из красного шелкового крученого шнурка). Эти старшины во время совершения церемонии стояли, опершись на свои длинные пистонные ружья, — подлинные типы средневековых пиратов! В промежутке между двумя церемониями мы посетили духовного губернатора. Губернатор был в хорошем расположе нии духа и т.к. на Новый год, по обычаю, нельзя говорить о серьезных вещах, шутил и много смеялся.

Ю.Н. сфотографировал некоторые моменты из церемоний изгнания духов, я же снял на фильму всю процедуру служения у обоих губернаторов и в монастыре. Получилась фильма длиною в 30 метров. Через духовного губернатора Н.К. отправляет Далай-Ламе свою монографию “Himalaya”.

21 февраля. 10 ч. вечера. В монастыре совершается большое служение. Слышны звуки оркестра, напоминающие симфонии Вагнера. Ночь теплая, звездная. Завтра Новый год — год Земного Дракона, 5й год нового века, проходящего под знаком Венеры.

22 февраля. Были с визитом у губернатора. Приемная комната и сам губернатор одеты по-праздничному: много шелка, бирюзы и белых хадаков. Визит продолжался недолго.

23 февраля. Праздник в Нагчу проходит незаметно. Не видно большего оживления, чем обычно. Наш Кончок уходит с утра и приходит поздно вечером мертвецки пьяный. Увеличилось количество нищих, появляющихся на улицах в окружении яростно лающих стай собак. И кроме этого громкого лая собак спокойствие поселка ничем не нарушается. “Тибет не поет”, — замечает Н.К.

26 февраля. В обед пришел майор. Майор был навеселе и пришел прощаться; яки, говорил он, придут сегодня, а завтра я уезжаю к хорчичабу. Майор пришел в сопровождении Кончока, принесшего каменный кувшин с каким-то тибетским опьяняющим напитком. В продолжение разговора майор опоражнивал одну чашку за другой, услужливо наливаемые ему Кончоком, и становился все разговорчивее. Наконец он стал жаловаться на губернаторов, особенно на гражданского. И тут мы услышали много интересных вещей. Оказывается, ко времени нашего прибытия в Шингди гражданский губернатор находился у хорчичаба на Чунаргене и совместнос ним прислал Миссии разрешение продвинуться на Чунарген, чтобы затем пройти в Нагчу. После этого гражданский губернатор уехал в Нагчу, где имел разговор о Миссии с духовным губернатором. Что произошло между духовным губернатором и гражданским, и почему последовал отказ Миссии от лица обоих губернаторов в проезде в Нагчу, остается невыясненным. Но только майор обвиняет во всем этом гражданского губернатора и говорит, что у него “три души”. Гонец, посланный хорчичабом через Нагчу в Лхасу с извещением о прибытии Буддийской Миссии, по словам майора, в Лхасу не прибыл и не вернулся обратно, судьба его до сих пор неизвестна. Из всех этих разоблачений ясно одно, что губернаторы также принимали участие в первоначальном разрешении Миссии передвинуться из Шингди на Чунарген и что обвинение с их стороны хорчичаба в разрешении Миссии прибыть на Чунарген неискренне, а следовательно, и в задержании Миссии в течение вот уже 143 дней виновны все те же губернаторы. Затем Н.К. спросил майора, послано ли им правительству свидетельство нашего доктора о болезни некоторых членов Миссии, об отсутствии необходимых медикаментов и о необходимости вследствие этого скорейшего продвижения в Индию. (Свидетель ство это было написано и передано майору в декабре месяце прошлого года).

Майор ответил, что это свидетельство было переслано им хорчичабу. Вечером Н.К. с Ю.Н. были у духовного губернатора, где присутство вал также и гражданский. Разговор шел о яках. Когда губернатор узнал, что майор собирается завтра уезжать, он воскликнул: “Как?! Майор хочет уезжать раньше, чем его яки придут в Нагчу? Это невозможно!” И велел вызвать к себе майора. Последний вскоре явился, но уже в совершенно нетрезвом состоянии, и тут произошла безобразная сцена между ним и гражданским губернатором, едва не перешедшая в драку. Губернатор обвинил майора в том, что он хочет попросту удрать, не доставив обещанных яков, на что майор стал яростно доказывать, что всему виной гражданский губернатор, и в деле задержания Миссии, и в падеже всех грузовых животных Миссии, и что заботиться о доставке Миссии новых животных должен он, гражданский губернатор. Тогда духовный губернатор сказал майору, что если майор уедет, он принужден будет пропустить Миссию на Лхасу, и вся ответственность за это ляжет на майора. В результате майор согласился ждать в Нагчу прибытия яков из Чунаргена. Вечером же из неофициальных источников было получено сообщение, что губернаторам пришло из Лхасы приказание произвести обследование дела о гибели грузовых животных каравана Миссии с целью установления причин гибели животных и нахождения виновных в этом должностных лиц. 27 февраля. Неофициальные сведения о пришедшем приказе губернаторам из Лхасы о производстве расследования по вопросу задержания Миссии подтвердились. Правительство запросило губернаторов о причинах столь долгого задержания Миссии в зимнее время и о причинах несообщения своевременно правительству губернаторами о прибытии Миссии. В ответ на запрос губернаторами будет послано правительству подробное освещение обстоятельств дела и к ответу губернаторов будет приложено показание Н.К. — Начальника Миссии. Майору губернато ры заявили в категорической форме, что, если к завтра им не будет доставлено условленное количество яков в Нагчу, губернаторы принуждены будут пропустить Миссию на Лхасу, а майор будет арестован, связан и также отправлен в распоряжение правительства.

28 февраля. По сведениям Кончока, губернаторы отправили правительству извещение о выходе Миссии из Нагчу 9го числа 1го месяца, т.е. 1 марта, причем, если к этому сроку не будут доставлены майором его 70 яков, Миссия вместо Намру идет на Лхасу. И майор принужден будет сопровождать ее. После обеда Н.К. вызвал к себе майора для выяснения точного времени прихода его яков, т.к. до срока выступления Миссии остается всего один день. Майор во время разговора был очень возбужден, обвинял во всем губернаторов, которые являются хозяевами в Нагчу и которые, по его мнению, обязаны доставить нам яков; он же со своей стороны сделал все от него зависящее и сегодня посылает еще солдата на Чунарген за яками, но он не может сказать точно, когда яки придут. На это Н.К. возразил, что гибель животных каравана Миссии была делом рук майора, который мог отправить караван на хорошие пастбища в нескольких днях пути на юговосток от Чунаргена, но что, если майор отказывает ся доставить обещанные им 70 яков и 5 лошадей, Миссия выступит из Нагчу 1 марта на яках губернаторов, но уже не на НамруЦзонг, а на РедингГонпа, через Саншунг (по лхасской дороге). После этого Н.К. предложил майору пойти сейчас же к губернаторам для окончательного выяснения направления пути. Майор идти к губернаторам отказался. Тогда Н.К. с Ю.Н. и Н.В.[Кордашевским] ушел к гражданскому губернатору. Последний встретил их сообщением приятной новости: правительство разрешило Миссии идти на Сикким прямой дорогой. Но вслед за этим сообщением губернатор стал перечислять цзонги, лежащие на этой “прямой” дороге, — НамруЦзонг, НангЦзангЦзонг и еще целый ряд неизвестны х цзонгов, на картах не обозначенных. Каким образом прямая дорога на Сикким проходит через два вышеупомянутых цзонга, лежащих на запад от Нагчу по ладакской дороге, остается непонятным. Или, может быть, это прямая дорога на Ладак? Во всяком случае, все эти разговоры с губернаторами нисколько не способствуют выяснению истинного направления нашего пути на Сикким, несмотря на то, что срок выезда Миссии из Нагчу назначен ими самими на 1 марта.

После ужина Н.К. с Ю.Н. и Н.В.[Кордашевским] посетили духовного губернатора. Губернатор по-прежнему говорил двусмысленно сти вроде прямой дороги на Сикким через Намру и о выезде Миссии из Нагчу на Лхасу в сопровождении майора. В конце концов, было установлено, что окончательное решение о выезде Миссии последует завтра утром на специальном совещании всех трех ответственных шей Нагчу (губернаторы отвечают за все свои действия перед девашунгом своими шеями), т.е. обоих губернаторов и майора, на каковое совещание приглашен также и Н.К.

29 февраля. Н.К., Ю.Н., Н.В.[Кордашевский] и К.Н.[Рябинин] были у губернатора на совещании. Совещание носило бурный характер, особенно возмущен был майор. В общем, пришли к следующему заключению: т.к. майор оказался не в состоянии поставить свою долю яков, губернаторы берут на себя доставку всех 140 яков и 10 лошадей, но для сбора их необходимо отсрочить отъезд Миссии до 6 марта. Маршрут Миссии назначен через НамруЦзонг, но губернаторы надеются на возможность спрямления маршрута, т.к. на днях ими ожидается ответ правительства, где, может быть, будут на это какие-либо указания. Вместе с тем, губернаторы и майор обеспокоены пришедшим из Лхасы приказом о расследовании обстоятельств дела задержания Миссии. Майор говорит, что хорчичабом послано правительству оправдательное письмо, в котором генерал сообщает, что им не посылалось никаких приглашений Миссии приехать на Чунарген и далее в Нагчу, таким образом генерал пытается оправдать себя самым неудачным образом — путем простого отрицания всего, что было.

2 марта. С каждым днем становится все труднее доставать ячмень для лошадей и аргал. Старшины поставляют нам ячмень очень неохотно, стараясь всячески оттянуть доставку последнего или поставить недоброка чественный. Аргал приходится покупать у населения — старшины, обязавшиеся вначале поставлять нам по 12 мешков аргала ежедневно, сбавили эту цифру до 7 мешков, а теперь и эти семь мешков доставляют крайне неаккуратно.

Получены сведения о выходе майоровских яков из Чунаргена, если яки придут в Нагчу до 6 марта, мы можем иметь 3 партии яков вместо двух, т.е. в общем 210 яков — количество, совершенно ненужное. В 12 ч. дня приехала на белой кляче из Чунаргена бывшая подруга нашего Кончока. Тибетка привезла новые сведения о продвижении майоровских яков: часть яков уже прибыла в Нагчу, остальные прибудут завтра утром. Любопытно, что из трех солдат, посланных майором за яками, ни один не нашел для себя возможным приехать в Нагчу хотя бы днем раньше прибытия яков, с сообщением об их приходе.

После обеда Н.К. был приглашен к духовному губернатору, где последний сообщил, что все готово к отбытию Миссии и на завтра может быть назначен ее отъезд. Таким образом, если считать с 6 октября прошлого года, когда Миссия была впервые остановлена в Шингди, всего Миссия пробыла на границе Тибета в ожидании ответа лхасского правительства 150 дней, или 5 месяцев. Н.К. говорит: “Для изучения внутренней жизни Тибета, очевидно, требуется срок в 150 дней”. К трем часам дня пришли оба губернатора в сопровождении майора, доньеров и старшин. Производился расчет за зерно. Губернаторы уверяли, со слов старшин, что нами еще не уплачено за 10 мешков зерна 135 нарсангов. Это было явной ложью, и потому пришлось проверить все счета и записи вновь. Для этой цели гражданский губернатор, не имевший ни малейшего понятия о правилах умножения и деления, пользовался палочками, абрикосовыми косточками и кусочками цветного стекла.

После почти двухчасового подсчета, бесконечных споров и доказательств была установлена правильность наших записей, к общему удовольствию старшин и неудовольствию доньеров. Объяснялось это тем, что доньеры, получив с нас все деньги, старшинам уплатили не полностью. Покончив с зерном, пришлось разбирать новую историю — с патронами. Губернатор приобрел у нас револьвер системы “Наган” с 68 патронами, но доньеры передали ему этот револьвер только при 49 патронах. Это было установлено через соответствующий опрос всех принимавших в этом участие лиц, и губернатор принял твердое решение выколотить недостающие патроны из одного из доньеров, на которого пало подозрение.

В 6 ч. вечера Н.К. с Ю.Н. были опять у духовного губернатора. Н.К. задал губернатору ряд вопросов, на которые последний дал исчерпывающий ответ. Между прочим, по вопросу задержания губернатор обвинил во всем хорчичаба, сказав, что для встречи Миссии и переговоров должен был бы приехать из Лхасы специальный чиновник, т.к. Миссия прибыла с совершенно исключительными целями. Хорчичаб этого не сделал. Что касается невозможности для Н.К. видеться с Далай-Ламой, губернатор утверждает, что по этому поводу существует договор между великими державами, воспрещающий для иностранцев видеть Его Святейшество. Изписем, посылавшихся Н.К. из Чунаргена, губернатор, по его словам, получил только одно, на которое он и ответил, остальных писем он не получал. В заключение губернатор сожалел, что все вышло так нехорошо, сказал, что Америка может теперь предъявить претензии за столь долгое задержание Миссии и причиненные ей убытки, еще раз обвинил во всем хорчичаба и сообщил его точное имя и адрес.

3 марта. Яки собраны. Грузы распределены. Завтра выступаем. Всего в число нашего каравана войдет 150 яков и 10 лошадей. Губернаторы, сообщившие правительству о выходе Миссии 1 марта, еще раз солгали. Впрочем, они вчера уверяли Н.К., что считают Миссию уже выступившей!

5 марта. Вчера в 8.30 ч. утра мы оставили, наконец, грязное логово, именуемое губернаторами “Величественным Снежным Замком”, и вышли караваном из 133 яков (причем было уплачено губернаторам и майору за 140 яков), 5 верблюдов и 10 лошадей в западном направлении. Таким образом, пятимесячное тягостное пребывание на высотах Чантанга и Нагчу закончилось. За этот большой промежуток времени мы успели достаточно ознакомиться с бытом и нравами как местного населения, так равно и коренных тибетцев, занимающих здесь чиновные и военные должности самых разнообразных рангов и положений. В общем, надо признать полное моральное разложение местного военного и гражданско го чиновничества, живущего взяточничеством и управляющего подвластным ему населением путем грубых насилий. Само население стоит на очень низкой степени культурного развития, имеет чрезвычайно ограниченные потребности, например, из одежды многие довольствуются одной только бараньей шубой и шерстяными сапогами, причем шуба служит им также и постелью (а иногда и палаткой), т.к. они спят не ложась, но становясь на колени, уткнувшись лицом в землю; пищей им служит часто сырое баранье мясо, сушеное молоко, цзампа и чай; население крайне суеверно; к своему начальству и вообще к коренным тибетцам относится очень недоверчиво, неохотно исполняет распоряжения местных властей и склонно к сепаратизму. Некоторые из кочевников прямо говорили, что при китайском суверенитете им жилось лучше, и они не прочь вернуться к прежним порядкам. И действительно, при китайцах здесь существовало право охоты на пушного зверя, теперь сильно ограниченное; существовал свободный ввоз и вывоз товаров и сырья между Тибетом и ближайшими провинциями Китая, теперь значительно сокращенный правительственной регулировкой заграничной торговли, что явилось причиной сильного вздутия цен на товары даже первой необходимости — ячмень стоит теперь13 нарсангов за мешок в 60 фунтов; наконец, при китайцах существовало почтовое сообщение между Нагчу и Синином в Ганьсу, теперь уничтоженное.

Вместо серебряной китайской валюты население получило мифический серебряный нарсанг и реальные медные шо, по весу равняющиеся половине китайского цента, но по существующему здесь обязательному для всех правительственному курсу равняющиеся шести центам китайского доллара. Несколько странным является то обстоятельство, что, например, монета (медная) в половину шо, по весу и по размерам больше монеты в 1 шо; монеты в 1/3 шо сделаны в виде розетки.

Итак, мы вышли. Снова перед глазами однообразная холмистая местность, какую мы видим уже с самого Цайдама, только налево от дороги на горизонте линия отдельных небольших горных гряд, идущих с юговостока на северозапад, с одиноко торчащими пиками довольно большой высоты. Снег лежит только на северных склонах холмов, южные уже почти свободны от снега. Холмистые гряды иногда образуют небольшие котловины, в центре которых маленькое озеро, а вся остальная часть котловины — болото, поросшее кочками жесткой травы. Хороших пастбищ нигде не видно, зато часто по дороге попадаются трупы лошадей, яков и баранов. Первый день мы прошли 6 часов, последний эшелон яков прошел 9 часов. Сегодня переход был несколько менее. Погода стоит теплая, но ветреная; ежедневно с 12 ч. дня и до вечера дует сильный югозападный ветер, стихающий только к ночи.

6 марта. Третий день пути. Яки стали. За первые 2 дня пути караван потерял двух яков, сегодня погонщики отказались дойти до назначенной стоянки, пришли только 29 яков с палатками и кухней. Выступление назавтра назначено, но стоит под вопросом. Сегодня весь день с утра дует страшный ветер, сильно затрудняющий движение животных. Направление пути в общем западо-юго-западное в направлении горы Чжунга, очень похожей на гигантский майхан (монг. — палатка).

7 марта. Урочище Патра. Дневка. Пришли вчера с двумя партиями яков и верблюдами, остальные яки прибыли к 12 часам дня сегодня. Предстоит смена половины яков (нагчуских).

8 марта. Вчера сменили часть яков и добавили новых до 139-ти. Переход небольшой. День безветренный, жаркий. Дорога идет той же холмистой местностью, почти свободной от снега. Обширные пастбища. Трава плохого качества, болотная. Население живет богаче хорпа, встречаются небольшие глинобитные домики в одно окно. Все чаще попадаются табуны лошадей голов в 5-10. Местные жители поражают своей невежественностью: никто из них не бывал дальше 3-х дней пути на западот своего урочища. Сколько переходов остается до Намру-Цзонга, никто не знает.

9 марта. Перешли перевал Ламси. Остановка по другую сторону перевала. Километрах в 10-ти к северо-западу от нашей стоянки большое озеро Ньяшинг, озеро соленое. По словам жителей, в озере обитают какие-то животные. День был ветреный, не холодный. За последние 2 дня оставили в попутных аилах 5 яков.

10 марта. Вчера окончился район Нагчу, и поэтому сегодня на стоянке не оказалось ни аргала, ни льда и не были приготовлены палатки для доньеров. Повестка, посланная вперед нашего каравана в Намру, застряла на сегодняшней нашей стоянке, так как местные старшины не считают себя обязанными подчиняться распоряжениям губернаторов Нагчу, заявляя себя крестьянами монастыря Сера. Тогда сопровождаю щий нас доньер духовного губернатора применил к старшинам обычно практикующийся в Тибете способ, заставляющий их забывать о своей принадлежности к тому или другому монастырю и исполнять распоряже ния ближайшего начальства. Способ этот состоял в том, что доньер принялся избивать старшину по голове плетью, причем после каждого удара старшина прятал голову и восклицал: “Ла, ласо... Ла, ласо”, (да, господин). После непродолжительной подобной экзекуции и запущенно го вдогонку убегавшему старшине увесистого камня на сцене появился и аргал, и лед для воды. Как станет дело с дальнейшим продвижением повестки, неизвестно; если повестка не придет заранее в Намру-Цзонг, нам придется простоять в этом цзонге несколько дней в ожидании сбора яков. Завтра новый район, принадлежащий другому монастырю, вероятно, опять будут какие-нибудь недоразумения со старшинами.

Сегодня юго-западный ветер достиг небывалой силы, палатки удалось поставить с большим трудом. Пала лошадь Н.К., проделавшая весь поход от Шарагольчжи до Нагчу и вынесшая пятимесячные холода и бескормицу в Нагчу и Чунаргене. Лошадь пала от сильного расстройства желудка.

11 марта. Спустились в бассейн Тенгри-Нура. Население по-прежнему ничего не знает о существовании Намру-Цзонга или Чанглингкара, как он назван в препроводительном даике, т.е. в повестке. Нашли какого-то старика, бывавшего в цзонге, последний сообщил, что до цзонга остается еще 4 дня, хотя губернаторы заверяли, что до первого цзонга нам придется пройти самое большее 8 дней. Последние 2 дня местность опять приобрела пустынный характер, горы голы. Часты песчаные площади, поросшие редкой травой. В этом году вследствие обильных снеговпал почти весь скот — уже второй день нельзя достать молока. Сильный юго-западный ветер не перестает весь день.

12 марта. Переход 4 часа. Все время на запад. С утра, как обычно, сильный юго-западный ветер, сегодня особенно холодный. Причина постоянных ветров в этой местности выяснена: земля эта принадлежит монастырю Сакья, а настоятель монастыря, когда приезжает в Лхасу, всегда приносит с собой вихри, ветры и тучи песку и пыли. Это установлено. Указывается на прямую связь между почтенным настоятелем монастыря Сакья и тибетскими ведьмами и прочей нечистью.

Замечено, что местные люди путаются в названиях проходимых нами озер: так озеро Ньяшинг, у которого мы были 9 марта, теперь называют Дунгцо (на английской карте Бумцо). К Тенги-Нуру, если верить словам доньеров, мы приходим завтра.

13 марта. Завтра приходим в округ Намру, завтра же узнаем и точное число переходов, остающихся до цзонга. Несмотря на близость цзонга (3-4 шестнадцатикилометровых перехода), местные люди не знают точного расстояния до последнего. Из рассказов старшин и сверки их показаний с картой выяснилось, что мы проходим Тенгри-Нур уже 2-й день. Озеро остается невидимым, отделенное от нас высоким, сплошным горным хребтом. Сегодня виднелись на юге отдельные покрытые снегом вершины Трансгималаев, находящиеся уже по южную сторону озера. Погода, в общем, однообразная: с утра до вечера обычный западный или юго-западный сильный ветер; ночью спокойно, температура воздуха к восходу солнца достигает _9°, _10° С.

14 марта. Погонщики наших яков начинают жаловаться на боли в ногах. Сегодня одиннадцатый день нашего пути, а люди уже устали. Н.К. проводит любопытную параллель с погонщиками яков в Ладаке, где ему приходилось ходить караваном по 26 дней без отдыха, по дороге, бесконечно более трудной, нежели дороги Чантанга, и где погонщики яков, проходя ежедневно более 9-10 часов, никогда не жаловались ни на усталость, ни на какие бы то ни было недомогания.

Доньер духовного губернатора сегодня уехал вперед до Чанглингкара, завтра будет на месте. Нам придется пройти это расстояние в 2 дня, так как яки не могут сделать в день более 5-6 часов.

15 марта. В одном переходе от Чанглингкара. Идет мелкий снег, чувствуется понижение температуры. Название округа, где мы стоим, Гебра; тип лица жителей очень напоминает еврейский. Чанглингкар на картах не обозначен, что вполне понятно, так как крепость эта основана всего три года тому назад. Но что совершенно непонятно, это незнаниепроводников о существовании Тенгри-Нура вообще, хотя, если верить карте, озеро должно находиться в каких-нибудь 30 километрах к югу от нашего пути. Старшины местного населения не получали из Чанглингка ра никаких распоряжений о сборе яков. Может быть, наша повестка опять застряла где-нибудь в пути?

16 марта. Намру-Цзонг. Чанглингкар. Крепость северной области. Небольшой глинобитный домик, обнесенный стенкой из сложенных кусков дерна. Сам хозяин дома — толстый рябой человек с лицом маньчжурского типа — встретил нас приветливо. Наш приезд был для него неожиданностью: повестка до него не дошла, как и следовало ожидать. Но губернатор сказал, что может нас отправить дальше до Шенза-Цзонга своею властью. Из Лхасы им также ничего не было получено. Н.К. говорил о том, что мы были задержаны в пути на 5 дней, то есть губернаторы Нагчу определяли дорогу до Намру в 8 дней; о том что у Миссии нет более денежных средств, что Миссия была слишком долго задержана на Чунаргене и в Нагчу; что члены Миссии больны и что поэтому губернатор должен найти для нас более прямую дорогу, так как заход в Шенза-Цзонг заставит нас потерять почти 10 дней лишних; что есть дорога из Намру на Шигацзе через перевал Каламба и что если губернатор разрешит Миссии отправиться по этому пути, он, Н.К., обещает не заходить в Шигацзе, но пройти далее на запад до Лхарцзе-Цзонга и уже оттуда повернуть на Сикким. На это губернатор ответил, что в его власти отправить Миссию только до Шенза-Цзонга; дорога через перевал Каламба проходит через внутренние области Тибета, и без соответствующих распоряжений со стороны правительства он не может пропустить Миссию по этой дороге. Затем он предложил послать вперед в Шенза-Цзонг специального гонца с донесением о нашем продвижении и дать нам двух доньеров для услуг в дороге. Ячмень в цзонге есть, но цена на него высока — 18 нарсангов за мешок. Относительно цены за наем яков до Шенза-Цзонга губернатор обещал справиться у населения.

После обеда Ю.Н. был опять приглашен к губернатору, где собрались местные старшины с целью выяснения количества требуемых яков и платы за них. Старшины обещали яков доставить, но условия пути сделали невозможными. Во-первых, они назначили за каждого яка до Шенза по 7 нарсангов и за каждую лошадь по 10 нарсангов, кроме того, они настаивали на смене яков в пути в числе 7 смен; если же мы желаем идти без смены яков, то придется делать дневки, и вся дорога займет 20 дней. Такие условия являются для нас совершенно неподходящими. Ю.Н. поставил с нашей стороны следующие условия: плата за яков неможет превышать платы за них, назначенной за дорогу от Нагчу до Намру, так как второй переход не превышает расстоянием первого; никаких смен в пути мы производить не можем, так как это отнимет у нас много лишних дней. Так как по этим вопросам Ю.Н. не удалось окончательно договориться с губернатором и старшинами, вечером Н.К., Ю.Н., Н.В.[Кордашевский] и К.Н.[Рябинин] отправились опять к губернатору. Результатом переговоров было следующее: яки в количестве 120 будут доставлены к утру послезавтра, плата за яков по 5 нарсангов, за лошадей по 8,5 нарсангов, продолжительность пути до Шенза 12 дней. Если мы желаем сокращения дней пути, об этом мы можем договариваться с самими крестьянами. Вперед в Шенза посылается гонец с сообщением о нашем приходе. Гонец обошелся в 12 нарсангов. Интересно, что здесь курс нарсанга значительно ниже — в Нагчу за один мексиканский доллар давали 1 нарсанг 6 шо, здесь дают 2 нарсанга.

Во время разговора с губернатором в комнату вошел гонец с нашей повесткой и, подавая повестку губернатору, невозмутимо изрек: “Американская экспедиция прибывает в Намру-Цзонг завтра”(!).

17 марта. Деньги за яков и лошадей уплачены. Губернатор, как и приличествует тибетскому должностному лицу, удержал в свою пользу по 2 шо с каждого доллара, разменяв их по курсу 18 шо за доллар, несмотря на существующий на рынке курс 20 шо за доллар. Делалась также попытка принять доллары императорского выпуска по еще более низкому курсу, чем доллары выпуска республиканского, но эта попытка не увенчалась успехом, так как Н.К. предложил губернатору получить вместо императорских долларов тибетские шо, причем губернатор, конечно, предпочел первые. Куплено 19 мешков ячменя и гороха для лошадей по 16 нарсангов за мешок. Вещи приняты старшиной; завтра выступаем часов в 9-10 утра. За все свои любезные мошенничества губернатор получил от Н.К. подарок: шестикратный цейсовский бинокль.

Из расспросов местных жителей выяснилось, что озеро Намцо находится в двух ячьих переходах к юго-востоку от Намру-Цзонга.

18 марта. Вышли на 112 яках. Сопровождающий нас доньер обещает повести караван до Шенза-Цзонга в 11 дней. Дорога наша проходит горным хребтом, в общем превышающим 16000 футов. Среди дня шел небольшой мелкий снег.

19 марта. Перешли второй перевал. Погода стоит теплая. Население этих мест отличается грубыми чертами лица, сильно напоминающими семитический тип. Сегодня утром сменили яков, послезавт ра утром опять смена. При каждой смене происходит подсчет количества ящиков исундуков и распределение их по группам хозяев яков; все это отнимает много времени.

Утром в наш лагерь приходит взрослый мужчина, которого вел ребенок — мужчина просил подаяния — он лишился обоих глаз по приговору суда старшин, уличенный в неоднократном конокрадстве.

20 марта. Переход в 2 часа. На вопрос Н.К. о причине столь коротких переходов, когда правительство приказало отправить нас скорейшим путем, доньер возразил, что губернатором Намру было получено секретное предписание отправить нас как можно медленнее. Каковы мотивы, принудившие правительство поступить таким образом, неизвестно.

23 марта. Последние дни дорога проходит горным хребтом (хребет Наин-Синга), изобилующим песчаниковыми скалами, носящими на себе глубокие следы действия ветров, постоянных в этой местности. По дороге встречаются остатки древних памятников с изображениями оленей (менгиры), подобных тем, какие находил Н.К. в прежнее время в России. Сегодня Н.К. открыл древнюю могилу недалеко от места нашей стоянки; могила представляет собою сложенный из камней квадрат с одним большим камнем, обращенным на восток. Сегодняшняя стоянка называется Рати; женщины здесь носят головные уборы, сильно напоминающие русские кокошники. Памятники и группа женщин с их оригинальными украшениями сфотографированы Н.К. и мною.

25 марта. Местность опять приняла совершенно пустынный характер. Дорога проходит через ряд неглубоких котловин, разделенных между собою невысокими перевалами, в центре котловины обыкновенно находится озеро, пресное или соленое.

Вчера дорога прошла северным берегом одного из таких озер, значительного по своим размерами, соленого. Озеро это на картах не обозначено. Вообще, вся наша дорога от Намру до Шенза на картах не указана. Погода стоит в общем не холодная, но дует постоянный сильный западо-юго-западный ветер, очень неприятный. Мелкие горные речки и ручьи уже вскрылись и по ночам не замерзают, озера еще покрыты ледяной коркой; снег повсеместно растаял. Местность по-прежнему пересечена во всех направлениях невысокими горными хребтами; в долинах песок и редкая трава. Население встречается редко, сегодня за пять часов пути видели всего 2 палатки и небольшие стада яков и баранов. Сегодня Н.К. приобрел у местных людей две старинные вещи — талисман против насильственной смерти в виде бронзовой стрелки и чеканное изображение двуглавого орла в круге. Относительно происхожденияподобных бронзовых стрелок существует поверье: когда молния ударила в землю, через некоторое время образуется в земле такая стрелка.

27 марта. Второй день идем в южном направлении, вдоль западного берега озера Мокьюцо. Озеро все время остается скрытым от нас высокими скалистыми горами. Дорога идет рядом живописных ущелий и долин, ограниченных высокими скалистыми горами голубых, лиловых и фиолетовых тонов с самыми тонкими оттенками.

28 марта. Шенза-Цзонг. Поселок по своим размерам и по характеру построек напоминает Нагчу. Цзонгпен в отсутствии; его замещает молодой человек в очках и желтой шелковой кофте — по-видимому, помощник. В цзонге получено письмо Далай-Ламы за его личной печатью; в письме указан дальнейший наш маршрут: Сага-Цзонг, Шекар-Цзонг, Кампа-Цзонг и Сикким. До Сага-Цзонга 20 дней пути, причем на тринадцатый день мы заходим в небольшое местечко Чокчу, где меняем яков. За 100 яков и 10 лошадей, которых мы берем здесь, плата 275 нарсангов до Чокчу; в счет платы выдается расписка, и деньги будут переведены правительству из Сиккима. Шенза-Цзонг, как указано на английской карте, стоит на 15550 футов высоты, дорога к нему идет через перевал около 17000 футов с почти незаметным подъемом и крутым спуском. К северо-западу от цзонга большое озеро Чаринцо. По дороге попадались небольшие стада куланов; видели стаи горных курочек. Поднимаясь к перевалу, встретили большой караван яков, везущих чай, — первый караван за все время пути от Нагчу.

29 марта. Первая стоянка после Шенза. Обогнули озеро Чарин вдоль его юго-западного берега. Озеро вскрылось, обнажив большие пространства свободной воды темно-синего тона. В озере, по словам местных жителей, обитают какие-то животные.

1 апреля. Стоим у озера Пурпа. Сегодня был большой переход — шли 8 часов, в дороге меняли яков. До Чокчу осталось 7 дней или, по местному счету, 6 ночей — тибетцы считают переходы по ночевкам. От самого Шенза идем Большой Непальской дорогой, по которой ходят паломники к Священным Озерам и в Индию. Вдоль дороги разбросаны многочисленные мендонги — большие прямоугольные кучи камней, с набросанными сверху плитками красного камня, испещренными священными формулами. Если бы не эти мендонги, дорога ничем не отличалась бы от обычного пустынного нагорья Чантанга — песок, мелкий щебень и галька; голые склоны гор; редкая трава, в низинах у речек образующая высокие кочки, по которым лошадь идет спотыкаясь, и приходится часто поднимать ноги, чтобы не задеть за какую-нибудь особенно высокую кочку. 2 апреля. Шел снег — мелкий, мокрый. Ветер, обычно западный, сегодня особенно холодный. Переход был опять двойной, с перегрузкой яков в пути.

5 апреля. Озеро Данграюмцо. Вода озера содержит в себе некоторый процент соды. Местность у озера носит пустынный характер — песок и галька, жесткая трава и невысокий кустарник. В кочках травы находят себе убежище зайцы, водящиеся здесь в изобилии. На берегу озера пасутся многочисленные стада куланов и антилоп. Животные мало боятся людей, подпуская к себе человека ближе чем на 100 шагов. У небольших озерков по дороге встречались стаи горных курочек. С запада озеро окаймлено высоким горами с отдельными снеговыми вершинами; горы тянутся далее на юг — это северные отроги Трансгималаев. Люди в этих местах так же дики, как и встречавшиеся ранее: никто из них не бывал нигде далее района своих кочевий. Находятся лишь отдельные лица, всегда глубокие старцы — бывавшие или слышавшие о существовании соседнего цзонга. Проводников приходится менять ежедневно.

8 апреля. Третий день кружимся около одной горы — тибетские нелепости неисчерпаемы. Сегодня прошли всего 2 часа в южном направлении и остановились в ожидании приезда гарпена, который должен доставить нам яков для дальнейшего движения к Сага-Цзонгу. Вчера стояли в Чокчу — месте, имеющем один каменный дом старшины и несколько палаток. Завтра идем в юго-западном направлении. До Сага-Цзонга десять дней пути, от Сага до Брахмапутры еще три дня, переправа через Брахмапутру на лодках; по дороге до Сага перевалов не будет. Все эти сведения дал нам гарпен, поэтому очень доверять им нельзя. Последние дни начинают все чаще попадаться белые полотняные палатки вместо прежних черных шерстяных. На полотне видна марка “Manchester mills”.

9 апреля. Сегодня караван яков вышел в 10.30 утра вместо обычных 8 часов. Причина — несвоевременная доставка яков, не приготовленных заранее, несмотря на письмо губернатора Нагцанга. Местные жители, принадлежа административно озеру Нагцанг и одновременно являясь собственностью монастыря Ташилунпо, отказываются подчинять ся распоряжениям губернатора Нагцанга, и только паспорт, присланный Миссии Далай-Ламою, мог возыметь относительное действие в смысле доставки жителями необходимых нам яков и лошадей. Таким образом, и здесь население, как и в Хорде, и в Нагчука, открыто противодействует распоряжениям своего прямого начальства, относясь к последнему крайне пренебрежительно. Сегодня после пятичасового перехода остановились вместности, где старшина сначала отказался нас принять, уверяя, что мы идем не той дорогой, так как наша дорога проходит южнее, через владения гарпена. После долгих разговоров и подробного разбора копии далай-ламского паспорта, скрепленной печатью гарпена, старшина согласился дать нам яков для дальнейшего пути. Яки, по его словам, будут готовы завтра, хотя он еще ничего не предпринимал для их сбора, так как был якобы уверен, что мы пойдем южной дорогой. Из всех этих разговоров видно одно, что каждый из местных старшин старается сбыть нас другому, чтобы не беспокоить своих подчиненных доставкой яков, деньги за которых будут уплачены правительству и, конечно, никогда правительством возвращены по принадлежности не будут.

10 апреля. Стоим у озера Тингри-Ламцо. Переход сегодня занял 5 часов 20 минут; день был жаркий, хотя утром, до восхода солнца, температура воздуха была _20° С. Местность носит совершенно пустынный характер: песчаные увалы и скалистые горы розоватых и синих тонов. По берегам озера белые полосы — отложения соли. Вечером на стоянке опять бесконечные разговоры о яках и о предстоящем переходе. Гонец, посланный предыдущим старшиной вперед для предварительного оповещения населения о нашем продвижении, был найден нами сегодня на дороге спящим, поэтому на стоянке не оказалось приготовленными ни палаток, ни аргала и не были собраны яки для завтрашнего перехода. Местный старшина обещал к утру доставить яков; если нужное число их доставлено к сроку не будет, придется заменить недостающих из числа прежних. Население здесь носит совершенно дикий характер, с трудом понимает тибетский язык и отличается крайней несообразительностью. Отдаленность этих мест от своих административных центров создает независимый характер местных аборигенов, что при крайне низком культурном уровне их развития делает их совершенно невозможными. Интересно, что мы теперь проходим район, подчиненный Шенза-Цзонгу, причем о существовании этого района в самом цзонге никто не знает! Совершенный анекдот!

13 апреля. Сегодня исполнился ровно год со дня выезда Миссии из Урги. Половину этого времени мы провели в северных областях Тибета, где успели достаточно насмотреться на жизнь и нравы жителей всех классов этой страны, которая еще до последнего времени была окружена ореолом таинственности и величия. Из всего что нам пришлось увидеть и пережить в этой стране, можно вывести следующее заключение: Тибет — не более как одна из самых глухих провинций Китая, каковою он прежде и являлся. Вся “Культура” Тибета прямое подражание китайской культуревремен маньчжуров — все эти чиновники, живущие взятками и незаконными поборами с населения; та же доведенная до абсурда централизация власти, когда каждый район непосредственно подчиняется центральному правительству, не имея никакой координации с ближайшими соседними районами; та же политика лжи и самоуверенного нахальства в отношении иностранцев; даже военное дело в Тибете стоит на том же уровне, как оно было в Китае во времена маньчжурской династии — мы видели части гарнизона Шигацзе — командный состав носил шелковые китайские халаты и головные уборы, украшенные драгоценностями, солдаты были одеты в грязные бараньи шубы, спущенные с правого плеча, китайские меховые шаровары (некоторые были одеты в английские летние мундиры без пуговиц), и все имели косы; в левом ухе у каждого воина болталась круглая медная серьга с плохой бирюзой. Население северных областей Тибета — Хорде, Нагчука, Намру, Нагцанга и района Сага-Цзонга поражает своей дикостью: эти люди круглый год живут в шерстяной палатке, питаются цзампой и сырым бараньим мясом, и большинство из них за всю свою жизнь ни разу не побывало даже в соседнем хошуне, отстоящем от них в каких-нибудь 30 километрах. Эти люди удивляют своей бестолковостью и абсолютным непониманием жеста; надо видеть, как они по утрам начинают вьючить своих яков под груз Миссии, как они суетливо бегают от одного ящика к другому, не зная, за который приняться, как потом навьючивают и опять развьючивают яков, находя, очевидно, те или иные комбинации грузов почему-либо неудачными. “Эти люди производят впечатление не просто дикарей, — говорит Н.К., — дикари обладают своеобразной сметкой, у них часто встречаются замечательные таланты, они ловки, смелы и сообразительны, эти же люди находятся в состоянии какой-то прострации — это дикари-вырожденцы”. А в то же время лхасское правительство печатает на своих плохих медных монетках: “Благословенный Дворец, непобедимый во всех отношениях”.

14 апреля. Стоим у перевала Сангмо-Бертык (19090 футов). Несмотря на окружающие нас снеговые вершины, на нашей стоянке не холодно. Жители ближних аилов (здесь люди живут на высоте 17000 футов) говорят, что на перевале сейчас очень большой снег, впрочем, никто из них там не был. Летом местное население ведет меновую торговлю с районом Сага-Цзонга, выменивая соль, которую они добывают из озер, на ячмень. Товар в оба конца перевозится на баранах, для чего на спину барана одеваются два небольших мешочка весом до шести фунтов ячменя или десяти фунтов соли каждый. Сегодня мы купили четыре таких мешка ячменя за 5 нарсангов. 15 апреля. Перешли Сангмо-Бертык. Было тепло; изредка падал небольшой снег; с утра небо было ясно, но к десяти часам, как обычно, над горами появились обильные испарения, и к одиннадцати уже все небо было затянуто серой пеленой, ветра сегодня не было. Не взирая на большую высоту перевала, и здесь жизнь: почва изрыта норками сусликов, а когда я ехал через самый перевал, ко мне на седло села небольшая серая ночная бабочка. Спуск с перевала был так же крут и каменист, как и подъем.

16 апреля. 10 часов утра. Наверное, придется потерять здесь день. Старшина этого района ничего не приготовил для дальнейшего нашего пути, население вообще отказывается признавать для себя обязательным далай-ламский паспорт. Н.К. предложил нашим прежним караванщикам провести нас до Сага за плату в один доллар за каждого яка, на что тибетцы ответили, что в Сага они нас вести без разрешения своего старшины не могут, не могут даже доставить нас местному старшине, живущему в четырех часах пути в южном от нас направлении, так как, по их мнению, обычная стоянка караванов здесь, где они нас остановили, и здесь они будут ждать приезда местного старшины, за которым уже послано для передачи нас ему. В добавление к этому Кончок сообщил интересное сведение _ в собственно Тибете население часто отказывается перевозить даже далай-ламские грузы, и потому нам в Сага-Цзонге лучше взять сквозных животных до границы. Местность эта называется Лапсар и лежит в долине (выше 16000 футов) между отдельными массивами хребта Трансгималаев. Убеждаемся, что нас послали не уртонной дорогой, на картах не показанной.

17 апреля. Пришли к старшине. Конечно, ничего не приготовлено; старшина отговаривается неполучением даика (повестки). На наше счастье здесь стоит караван торговцев, везущих соль в район Тингри-Цзонга; добиваемся у старшины разрешения воспользоваться их яками до следующего хошуна. Отсюда идут к Сага-Цзонгу две дороги — одна через два снежных перевала, в направлении юго-запада, другая, без перевалов, в обход снежных цепей Трансгималаев. Так как первая дорога сейчас труднопроходима из-за большого снега, решено идти второй дорогой. До Сага два перехода.

18 апреля. С каждым днем все хуже. 16-го потеряли день из-за нежелания населения своевременно предоставить нам яков; сегодня старшина отказался вести нас дальше и вместе с тем не оповестил заранее местного старшину о приготовлении нам яков, вследствие чего нам предстояло потерять здесь еще один день. Н.К., не желая более терять дней15 апреля. Перешли Сангмо-Бертык. Было тепло; изредка падал небольшой снег; с утра небо было ясно, но к десяти часам, как обычно, над горами появились обильные испарения, и к одиннадцати уже все небо было затянуто серой пеленой, ветра сегодня не было. Не взирая на большую высоту перевала, и здесь жизнь: почва изрыта норками сусликов, а когда я ехал через самый перевал, ко мне на седло села небольшая серая ночная бабочка. Спуск с перевала был так же крут и каменист, как и подъем.

16 апреля. 10 часов утра. Наверное, придется потерять здесь день. Старшина этого района ничего не приготовил для дальнейшего нашего пути, население вообще отказывается признавать для себя обязательным далай-ламский паспорт. Н.К. предложил нашим прежним караванщикам провести нас до Сага за плату в один доллар за каждого яка, на что тибетцы ответили, что в Сага они нас вести без разрешения своего старшины не могут, не могут даже доставить нас местному старшине, живущему в четырех часах пути в южном от нас направлении, так как, по их мнению, обычная стоянка караванов здесь, где они нас остановили, и здесь они будут ждать приезда местного старшины, за которым уже послано для передачи нас ему. В добавление к этому Кончок сообщил интересное сведение _ в собственно Тибете население часто отказывается перевозить даже далай-ламские грузы, и потому нам в Сага-Цзонге лучше взять сквозных животных до границы. Местность эта называется Лапсар и лежит в долине (выше 16000 футов) между отдельными массивами хребта Трансгималаев. Убеждаемся, что нас послали не уртонной дорогой, на картах не показанной.

17 апреля. Пришли к старшине. Конечно, ничего не приготовлено; старшина отговаривается неполучением даика (повестки). На наше счастье здесь стоит караван торговцев, везущих соль в район Тингри-Цзонга; добиваемся у старшины разрешения воспользоваться их яками до следующего хошуна. Отсюда идут к Сага-Цзонгу две дороги — одна через два снежных перевала, в направлении юго-запада, другая, без перевалов, в обход снежных цепей Трансгималаев. Так как первая дорога сейчас труднопроходима из-за большого снега, решено идти второй дорогой. До Сага два перехода.

18 апреля. С каждым днем все хуже. 16-го потеряли день из-за нежелания населения своевременно предоставить нам яков; сегодня старшина отказался вести нас дальше и вместе с тем не оповестил заранее местного старшину о приготовлении нам яков, вследствие чего нам предстояло потерять здесь еще один день. Н.К., не желая более терять дней15 апреля. Перешли Сангмо-Бертык. Было тепло; изредка падал небольшой снег; с утра небо было ясно, но к десяти часам, как обычно, над горами появились обильные испарения, и к одиннадцати уже все небо было затянуто серой пеленой, ветра сегодня не было. Не взирая на большую высоту перевала, и здесь жизнь: почва изрыта норками сусликов, а когда я ехал через самый перевал, ко мне на седло села небольшая серая ночная бабочка. Спуск с перевала был так же крут и каменист, как и подъем.

16 апреля. 10 часов утра. Наверное, придется потерять здесь день. Старшина этого района ничего не приготовил для дальнейшего нашего пути, население вообще отказывается признавать для себя обязательным далай-ламский паспорт. Н.К. предложил нашим прежним караванщикам провести нас до Сага за плату в один доллар за каждого яка, на что тибетцы ответили, что в Сага они нас вести без разрешения своего старшины не могут, не могут даже доставить нас местному старшине, живущему в четырех часах пути в южном от нас направлении, так как, по их мнению, обычная стоянка караванов здесь, где они нас остановили, и здесь они будут ждать приезда местного старшины, за которым уже послано для передачи нас ему. В добавление к этому Кончок сообщил интересное сведение _ в собственно Тибете население часто отказывается перевозить даже далай-ламские грузы, и потому нам в Сага-Цзонге лучше взять сквозных животных до границы. Местность эта называется Лапсар и лежит в долине (выше 16000 футов) между отдельными массивами хребта Трансгималаев. Убеждаемся, что нас послали не уртонной дорогой, на картах не показанной.

17 апреля. Пришли к старшине. Конечно, ничего не приготовлено; старшина отговаривается неполучением даика (повестки). На наше счастье здесь стоит караван торговцев, везущих соль в район Тингри-Цзонга; добиваемся у старшины разрешения воспользоваться их яками до следующего хошуна. Отсюда идут к Сага-Цзонгу две дороги — одна через два снежных перевала, в направлении юго-запада, другая, без перевалов, в обход снежных цепей Трансгималаев. Так как первая дорога сейчас труднопроходима из-за большого снега, решено идти второй дорогой. До Сага два перехода.

18 апреля. С каждым днем все хуже. 16-го потеряли день из-за нежелания населения своевременно предоставить нам яков; сегодня старшина отказался вести нас дальше и вместе с тем не оповестил заранее местного старшину о приготовлении нам яков, вследствие чего нам предстояло потерять здесь еще один день. Н.К., не желая более терять днейна бесполезные стоянки, отдал распоряжение об аресте старшины и приводе его в наш лагерь. Для этой цели был командирован я в сопровожде нии Голубина, Кончока и местного старшины. При нашем появлении в лагере тибетцев последние вскочили на ноги, окружив своего старшину, вероятно, с целью его защиты, но, увидев карабин Голубина и мой вынутый из кобуры револьвер, уступили и дали себя растолкать, с целью извлечения старшины, который после непродолжительного разговора с Кончоком согласился пойти в наш лагерь. Здесь ему пришлось иметь разговор с Н.К. через Кончока, и так как он не соглашался вести нас дальше, было решено оставить его до завтра у нас под арестом со связанными руками и потом везти в Сага-Цзонг. Прежние погонщики, узнав о задержании их старшины, прислали делегатов просить о его освобожде нии, обещая дать нам яков еще на один переход. После того как между обоими старшинами — прежним и новым — было заключено письменное условие о дальнейшем совместном транспортировании груза Миссии до Сага-Цзонга, прежний старшина был освобожден из-под ареста и отпущен. Таким образом, для получения возможности продвижения по маршруту, указанному Миссии правительством Далай-Ламы, и имея при себе соответствующие документы, нам приходится прибегать к вооруженному насилию и пользоваться правом реквизиций, точно на каком-то театре военных действий! Настолько население не уважает указов своего правительства.

19 апреля. Сага-Цзонг. Конечно, сведения населения о дороге абсолютно не отвечали действительности: говоря, что по дороге не будет перевалов, они говорили очевидно заведомую ложь — за эти два дня пути мы имели два перевала, по крайней мере, более 18000 футов каждый, с очень крутыми подъемами и спусками. На втором перевале, сегодня, у нас пал один верблюд и на спуске стала лошадь. В цзонге были очень удивлены, узнав, что нас послали этой дорогой, тогда как есть другая, более удобная дорога от Чокчу до Сага-Цзонга. Цзонгпен в отсутствии, яки для нас не приготовлены, несмотря на то что письмо правительства о нашем продвижении получено в цзонге месяц тому назад. Заместитель цзонгпена также в отсутствии.

20 апреля. Стоим в Сага. Заместитель цзонгпена говорит, что не может собрать яков ранее трех дней, так как яки угнаны далеко в горы на лучшие пастбища. Из продуктов в цзонге также ничего достать нельзя, ни бараньего мяса, ни порама, ни сахара, ни ячменя. Никаких торговцев в цзонге нет, а ведь цзонг расположен на большой дороге, соединяющей Лхасу с Ладаком! Теперь мы видим, что правительство Лхасы отправилонас по голодной дороге, где ничего нельзя достать из продуктов, и, вместе с тем, через губернаторов Нагчу уверило нас, что по дороге все можно будет достать и что весь путь от Нагчу до Сиккима займет только 28 дней. Между тем, сегодня уже 47-й день нашего пути по дорогам, не указанным ни на каких картах, проходящим по местностям, населенным полудикими племенами, нежелающими считаться с распоряжениями своего правитель ства. Наши запасы продовольствия приходят к концу; лошадей уже третий день кормим цзампой, так как ячменя больше нет. Все это лишний раз показывает отношение правительства буддийской страны к мирному посольству буддистов Запада, пришедшему в эту страну с предложением взаимного сотрудничества в общем деле служения Учению Будды. Н.К. заготовил письмо в буддийский центр в Америке, из которого видно, как всех нас поразила своим отношением, своими обычаями и своей жизнью эта страна, считавшаяся до сих пор оплотом буддизма. Письмо это приводится в дневнике в качестве приложения. * (Опубликовано: Ариаварта. 1997. № 1. С.153-165. )

21 апреля. Нирва цзонга прислал нам два мешка ячменя по 40 фунтов за плату по 11,5 нарсангов за мешок. В Хорде мы платили 13 нарсангов за мешок в 60 фунтов, а здесь, на границе хлебного района, принуждены платить почти в полтора раза дороже! Таким образом, принудительно задержав нас в Сага-Цзонге, тибетцы еще хотят составить себе хороший заработок путем продажи нам зерна по совершенно произвольным ценам, да еще прибавляют в зерно порядочное количество мелкого щебня.

Сага-Цзонг расположен в долине реки Чарта-Цангпо. Представляет собой небольшую группу глинобитных построек, обычных в Тибете и Китае. В цзонге стоит гарнизон из 27 человек пехоты — невероятные оборванцы в серых халатах. Командующий этим сбродом капрал ходит в английских военных ботинках, одетых на босую ногу, и в поярковой шляпе. Между цзонгом и нашим лагерем, на повороте дороги стоит развалившийся мендонг, из которого местные жители устроили нечто вроде отхожего места: шиферные плитки со священными изображениями и формулами завалены нечистотами и трупами дохлых собак — очень показательно для страны, именующей себя оплотом буддизма. Н.К. невольно вспоминает Ладак, где вы никогда не увидите подобного отношения к священным памятникам.

22 апреля. Гонец с даиком уехал. Решено переправиться через Брамапутру у монастыря Чатур, где имеются деревянные лодки, тогда как на прямой дороге переправа обслуживается всего двумя кожаными лодками. До переправы 6 дней пути, яки будут готовы завтра.

24 апреля. Первый переход вышел невелик — всего 3 часа. Крестьяне считают своих яков слабыми и не хотят делать больших переходов. Начальство цзонга ничего с крестьянами поделать не может, так как последние открыто выказывают им неподчинение. По дороге видели опять менгир, но уже совсем новый, обильно политый жертвенным маслом. Менгир этот посвящен... лхасскому правительственному прорицателю, с установления правительства! Вот откуда это небрежение к мендонгам. Население предпочитает поклоняться фетишам, нежели исповедовать буддизм или ламаизм.

В ночь на сегодня у нас была украдена одна попона с лошади. Это первый случай воровства за всю дорогу. “Приближаемся к собственно Тибету”, — замечает по этому поводу Н.К.

Сегодня утром, когда лагерь был снят и палатки убраны, как всегда явились тибетки и тибетцы подбирать оставшиеся бумажки и разный хлам. На этот раз ревностное участие в подбирании мусора принял также сам начальник гарнизона Сага-Цзонга. Вечером через наш лагерь прошли пилигримы, возвращающиеся из Лхасы. Пилигримы идут домой, в область Священных Озер, к горе Кайлас. Странно, зачем понадобилось жителям действительно священной области идти в какую-то Лхасу? Или вековая привычка чтить Далай-Ламу еще держится в народе?

25 апреля. Брамапутра. Местность ближе к реке несколько изменила свой характер — появилась трава и низкорослый кустарник, южные склоны гор расцвечены пятнами густо-зеленой туи. По дороге встретились два каравана: один на яках, с чаем и ячменем, впереди каравана ехала группа всадников в ярких халатах, красных чалмах, с карабинами за плечами — как оказалось, монахи из Ташилунпо; другой — караван баранов с солью из Чантанга.

* * *

В Тибете чрезвычайно развито нищенство, особенно среди ламства. Ламы-попрошайки особенно назойливы и бесстыдны. Чтобы отделаться от их докучливых приставаний, приходится принимать героические меры. Подачка в этих случаях не помогает, так как, получив ее, лама-нищий вскоре же приходит вымогать еще и еще более ухудшает положение. Иногда вам приходится слышать от тибетца такие слова: “Европейцы — хорошие люди, они всегда говорят правду. Не то наши тибетцы, которые лгут на каждом шагу”.

* * *

Видели несколько новых монастырей секты бон-по. И тут же рядом ветхие строения монастыря красной секты. Или “черная вера” привлекает больше последователей в этой инволюционирующей стране, где само благочестивое правительство утверждает языческие мольбища?

* * *

По дороге попадаются развалины древних буддийских монастырей, ступ и мендонгов. Монастыри эти расположены всегда на высоких скалах; сложенные из дикого камня с полуразвалившимися башнями, они производят величественное впечатление. А внизу, у хлебных полей, монастыри современного Тибета: выбеленные известкой глинобитки, грубо размалеванные красными и синими полосами. Как резко виден упадок чувства красоты в выборе места и в характере монастырских построек современного Тибета. И потом, эта близость хлебных полей так ясно указывает на коренное изменение идеалов тибетского монашества, заставившее их спуститься с суровых гор в мягкие и сытые долины.

* * *

Развалины, развалины и развалины. Развалины домов, крепостей; развалины монастырей, ступ и мендонгов. Изредка меж этих развалин попадаются обитаемые строения, но развалин гораздо больше. Все в прошлом.

* * *

Гималаи. Видим: Эверест, Чосантан. Снежные вершины сливаются с белизной облаков, целый день стоящих над всей снежной цепью. Только рано утром можно видеть резкие изломы вершин, но уже к 9 часам горы подергиваются туманной дымкой и затем исчезают в густых облаках. Гималаи. Сколько энергии сконцентрировано среди этих гор! Какие запасы знания и опыта собраны в лабораториях и библиотеках Великого Братства! Если б только могло человечество сейчас вместить все эти ценности, какой огромный скачок могла бы сделать наша Земля по пути эволюции! Страсть к преувеличениям развита у тибетцев до комизма. Если тибетец скажет вам, что в соседней крепости стоит гарнизон в 500 человек, вы смело можете отбросить последний нуль, ибо и пятидесяти грязных оборванцев, именуемых в Тибете солдатами, вы там не найдете. Или вам придется присчитать к ним всех грудных и малолетних оборвышей.

* * *

Начальники цзонгов и пограничных крепостей, важных в стратегическом отношении, обыкновенно отсутствуют, находясь постоянно в Лхасе. Или, может быть, эти должности раздаются правительством Далай-Ламы тем или иным заслуживающим доверия лицам просто в виде доходных поместий, на кормление?

* * *

Даже первоклассные крепости Тибета не производят внушительного впечатления. Н.К. говорит, что в Ладаке часто дом старшины деревни расположен живописнее и производит больше впечатления неприступной крепости.

* * *

Население собственно Тибета, занимающееся земледелием, платит 20 нарсангов ежемесячного подушного налога! Вот откуда ужасающая нищета тибетских крестьян, страшная дороговизна всех товаров и даже предметов первой необходимости и полное отсутствие самых примитивных культурных условий. Вот откуда ненависть к властям. Население задавлено бременем государственных налогов!

* * *

В Тибете сейчас происходят большие передвижения войск. Из Шигацзе ушел весь гарнизон, из далекого западного Тингри отправлено 250 человек. Войска отправляются в Кам (Восточный Тибет), где сейчас крупное повстанческое движение. По слухам, в первых стычках с повстанцами правительственные войска потеряли убитыми 500 человек. Также убит генерал-губернатор Кама и ряд других должностных лиц. В городе поговаривают о начавшемся наступлении на Тибет китайских войск, руководимых Таши-Ламой. Одно время правительственный даик с приказом о переброске войск в район Кама шел с нашим караваном. Приказ этот написан на красном шелке, намотанном на камышовую стрелу. И этот грозный посланец войны был заткнут за наш мирный яхтан.

* * *

На стоянке вас окружает толпа грязных ребятишек в возрасте от 7 до 12 лет, просят денег “промочить горло”. Вы сначала не понимаете, но, действительно, дети просят “на водку”! В Тибете все пьют и курят. И на замечание Н.К., что на Западе буддисты воздерживаются от алкоголя и табака, высокопоставленные чиновные особы Тибета отвечают: “А восточные буддисты все пьют!”

* * *

Во многих монастырях желтой секты нет изображений Майтрейи — Будды будущего. Между тем, сам Благословенный завещал чтить каждого будущего Будду более прошлого, подчеркивая тем значение эволюции. Но, конечно, современным тибетцам нет дела до будущего. Лишь бы в настоящем можно было проводить время в отупелом ничегонеделании и беспробудном опьянении.

Заключение

Заканчивая дневник нашего путешествия, хочу сказать несколько слов о том крупном сдвиге, происшедшем в сознании мыслящего человечества, который привел его к осознанию необходимости возвращения к красоте и истинному знанию, пришедшему в упадок в современном мире. Учение Готамы Будды, провозглашенное две с половиной тысячи лет тому назад и формулировавшее законы, руководящие жизнью и эволюцией, было опять вынесено на свет разума и, очищенное от вековой пыли и разнообразных ложных наслоений, было признано единственно удовлетворяющим требованиям современного мышления. Ряд выдающихся умов современности признал насущнейшую необходимость проведения положений этого Учения в самые широкие массы народа с целью воспитания основных слоев человечества в духе стремления к красоте и действительному знанию. С этой целью был создан ряд буддийских центров во всех европейских странах и, прежде всего, в Америке. Одним из наиболее крупных работников в деле очищения Учения Будды и проведения его положений в сознание широких масс является Николай Константинович Рерих, предпринявший в последнее пятилетие большое путешествие по Центральной Азии, с целью выяснения на месте положения буддизма.

Еще до мировой войны и русской революции Н.К.Рерих пользовался крупной известностью как исключительный по своеобразию своего таланта художник и как выдающийся общественный деятель.

Конец XIX и начало XX века ознаменованы коренным сдвигом в сознании человечества в сторону обретения новых путей в области жизни духа. Этот период совпал с расцветом художественного таланта Рериха, отличительным свойством творчества которого является его неразрывная связь с общим духовным строительством того времени. В области своих линий и красок он был упорно озабочен решением тех же важных задач, которые стояли на очереди и в литературе, и в музыке, и во всем современном искусстве. А так как само это искусство было лишь живым отражением и наиболее деятельной частью глубокого пылания, охватившего всю современную душу в ее борьбе за новое сознание мира и за новую волю, то, утверждая свои образы, Рерих участвовал и в создании всего строя нашей внутренней жизни, в его утверждении по новому смыслу и духу.

В конце 1916 года Рерих оставляет Россию и отправляется в заграничные странствования. С этого времени общероссийская известность и культурная ценность Рериха вырастает в общеевропейскую и затем мировую величину. Рерих устраивает ряд выставок в Финляндии, Швеции, Дании, Англии и Германии и везде находит исключительное внимание публики и лестные оценки выдающихся художественных критиков. В начале 1920 года “Обеспечение музейных выставок”, одна из крупнейших организаций Америки, предложила ему организовать в 28 городах Соединенных Штатов выставки картин. Этот исключительный успех Рериха показывает, насколько его творчество действительно отвечает запросам духовной жизни современного общества. Наряду с устройством выставок своих картин Рерих читает лекции об искусстве, оставаясь верным своему принципу введения искусства в повседневную жизнь как одной из насущнейших потребностей. Так в 1921 году он организует единственный пока в мире “Институт Соединенных Искусств”, где до 60 лучших профессоров преподают все дисциплины, имеющие отношение к искусству. Вслед за тем по инициативе Рериха создается новый международный центр искусств “Корона Мунди”, где сосредоточивается пропаганда искусств всех стран и всех народов. Эта организация устраивает выставки как нового, так и старого искусства, являясь деятельным фактором культурного сближения народов. В 1923 году Рерих предпринял длительное путешествие на Восток. Египет, Цейлон, Индия, Тибет, Гималаи, целый ряд малоизвестных азиатских стран и, наконец, через Туркестан, Алтай, Сибирь, Монголию — вот путь, который проделал художник за время немногим более четырех лет. В этот период им написано свыше 200 картин, выражающих внутреннее значение Азии.

Вместе с тем Рерих не оставляет и своей общественной борьбы за проведение в повседневную жизнь стремления к красоте и за установление культурного взаимопонимания человечества на языке искусства. Так перед отъездом из Америки на Восток он пишет “Обращение к женским клубам Нью-Йорка”, где, описывая свои впечатления от Америки и указывая на колоссальные творческие успехи американского народа, он говорит: “Место женщины в Америке велико, но велика и ее ответственность за будущее. Одно обстоятельство меня удивило в Америке. Это положение частного художественного собирательства. Есть покупатели предметов искусства, но пламенных знатоков-собирателей встретить труднее. Также можно встретить вредную легенду о том, что хороший вкус не позволяет иметь много художественных предметов в частной квартире. Эта неудачная легенда в значительной мере идет от декораторов помещений, которые предпочитают занять все плоскости своими часто трафаретными выдумками... Стало трюизмом говорить о международном значении искусства, но, как моление и призыв, мы должны твердить это с неумолимой настойчивостью — с необоримой убедительностью. И когда утверждаем: труд, красота и действие, мы знаем, что произносим формулу международного языка”. И в своем письме в Общество друзей Музея Рериха, написанном в январе 1927 года в столице Монголии — Урге, Рерих пишет: “В 1924 году статья "Звезда Матери Мира" кончалась словами: ведь не "сидение на тучах", и не "играние на арфах", и не "гимны неподвижности", но упорный и озаренный труд сужден. Не маг, не учитель под древом, не складки хитона, но рабочая одежда истинного подвига жизни приведет к вратам прекрасным, приведет к полной находчивости и непобедимости”.

Конечно, и проезд через Москву Рериха нельзя счесть за случайное явление. Несомненно, это посещение имело целью разрешение какого-то вопроса важного значения.

Вместе с тем Рерих не оставляет и своей общественной борьбы за проведение в повседневную жизнь стремления к красоте и за установле ние культурного взаимопонимания человечества на языке искусства. Так перед отъездом из Америки на Восток он пишет “Обращение к женским клубам Нью-Йорка”, где, описывая свои впечатления от Америки и указывая на колоссальные творческие успехи американского народа, он говорит: “Место женщины в Америке велико, но велика и ее ответственность за будущее. Одно обстоятельство меня удивило в Америке. Это положение частного художественного собирательства. Есть покупатели предметов искусства, но пламенных знатоков-собирателей встретить труднее. Также можно встретить вредную легенду о том, что хороший вкус не позволяет иметь много художественных предметов в частной квартире. Эта неудачная легенда в значительной мере идет от декораторов помещений, которые предпочитают занять все плоскости своими часто трафаретными выдумками... Стало трюизмом говорить о международном значении искусства, но, как моление и призыв, мы должны твердить это с неумолимой настойчивостью — с необоримой убедительностью. И когда утверждаем: труд, красота и действие, мы знаем, что произносим формулу международного языка”. И в своем письме в Общество друзей Музея Рериха, написанном в январе 1927 года в столице Монголии — Урге, Рерих пишет: “В 1924 году статья "Звезда Матери Мира" кончалась словами: ведь не "сидение на тучах", и не "играние на арфах", и не "гимны неподвижности", но упорный и озаренный труд сужден. Не маг, не учитель под древом, не складки хитона, но рабочая одежда истинного подвига жизни приведет к вратам прекрасным, приведет к полной находчивости и непобедимости”.

Конечно, и проезд через Москву Рериха нельзя счесть за случайное явление. Несомненно, это посещение имело целью разрешение какого-то вопроса важного значения.

В апреле 1927 года Рерих, заканчивая большой круг по Центральной Азии, отправляется в далекое путешествие через всю Монголию в Тибет. Цели этого путешествия имеют мировое значение. “Всемирный Союз Западных Буддистов” поручает Рериху установить взаимную связь буддистов Запада с буддистами Востока. Учение Благословенного, принятое на Западе в его чистом, первоначальном виде, должно быть впоследствии также очищено и на Востоке. С этой целью часть западных буддистов имела намерение избрать своим общим Главой тибетского Далай-Ламу, чтобы через него произвести реформу очищения учения в Тибете и других странах Махаяны, за исключением Японии, где, как говорит Н.К., с большим вниманием относящийся к Японии, буддизм не только не поникает, но приобретает новое значение. Тогда как другая часть буддистов Запада считала положение буддийского Учения на Востоке безнадежным в силу его вырождения в пустую обрядность и невежественный шаманизм. Сам Рерих, чтобы исчерпать справедливость, первоначально примыкал к группе объединения. Из предыдущих страниц дневника читатель видит, как встретил нас Тибет и что мы нашли в этой бывшей “Священной стране”. Мало что осталось от Учения Благословенного. Древняя народная религия, шаманизм или “бон-по”, существовавшая в Тибете еще до прихода в него учителей буддизма, в течение веков замкнутой полуживотной жизни всецело поглотила все светлые стороны Учения Будды, оставив пустую обрядность и бессмысленно повторяемые тексты писания.

24 ноября 1927 года в Нью-Йорке состоялся Собор Западных Буддистов, на котором должен был быть избран Глава буддийского Центра в Америке. Об этом своевременно был поставлен в известность и тибетский Далай-Лама, но, по-видимому, последний предпочитает продолжать свою политику оторванности от всего живого, от всего мыслящего мира, продолжать оставаться руководителем темных масс тибетского монашества, исповедующего извращенный до своего противоположения буддизм. Таким образом, западный буддизм остается свободным в своих действиях и может совершенно игнорировать Тибет вместе со всем его невежеством и, имея своего Главу, которым не явится ли Н.К.Рерих, может образовать свой центр буддийского Учения, который станет впоследствии центром культурного сближения народов на грани новой ступени Эволюции, ведущей человечество к новым победам духа над инертной материей и к новому, еще большему освобождению человеческих возможностей. Жизнь Н.К.Рериха, так, как мне удалось проследить ее движение за этот год нашего совместного странствования по пустыням Центральной Азии, представляет собою прямую восходящую спираль, где каждый поворот открывает новую грань его души, неудержимо стремящейся к познанию Вечного и Прекрасного.

Архив Музея-квартиры П.К.Козлова. Автограф, ксерокопия. 186 л.